Генеральный штаб в годы войны

С развертыванием битвы за Москву участились выезды работников Генштаба на фронт для уточнения обстановки и проверки выполнения войсками директив Ставки. Выезжали М. Н. Шарохин, В. В. Курасов, Ф. И. Шевченко. А. М. Василевский почти безотлучно находился в Ставке Верховного Главнокомандования.

Первая половина октября оказалась особенно тревожной. Речь уже шла о судьбе Москвы. И. В. Сталин отозвал Жукова с Ленинградского фронта, где враг был остановлен у самого города. Георгию Константиновичу было поручено командовать войсками Западного фронта, штаб которого размещался в Алабино, а затем в Перхушково.

В первых числах ноября противника удалось остановить на всех направлениях. Первое генеральное наступление немцев на Москву было отбито.

Чтобы при любых обстоятельствах обеспечить надежное управление войсками, Ставка Верховного Главнокомандования решила разделить Генеральный штаб на две группы. Первую, небольшую группу оставили в Москве под руководством А. М. Василевского, а вторую, куда входил основной состав Генштаба, сочли нужным разместить за пределами столицы. Переезд совершался двумя железнодорожными эшелонами, комендантом одного из них был Ф. И. Шевченко, а другого - я.

С утра 17 октября началась погрузка в вагоны сейфов. Отправление поезда назначалось на 19 часов. Доступ к эшелону осуществлялся только по пропускам. Однако на перроне народу собралось предостаточно. Один гражданин, обратившись ко мне за содействием, отрекомендовался:

- Немецкий писатель-антифашист Вилли Бределъ.

Я не мог разместить его в эшелоне Генерального штаба, по постарался устроить в санитарный поезд, который отправлялся в тыл страны с этого же вокзала.

В эшелоне, где ехал Б. М. Шапошников, с разрешения М. И. Шарохина занял отдельное купе знаменитый французский писатель Ромен Роллан с супругой. Начальник Генштаба, узнав об этом, пригласил их к себе и долго с ними беседовал. Супруги Роллан сошли с поезда в Горьком.

К месту назначения мы прибыли 18 октября, а утром 19-го я поспешил в обратный путь. По расчету мне надлежало остаться в Москве с группой А. М. Василевского.

Возвращался уже не поездом, а на автомашине. К Москве подъезжал ночью в самый разгар налета вражеской авиации. Суровой и величественной предстала передо мной столица. Десятки прожекторов словно голубыми кинжалами пронзали тьму. Вспыхивали и мгновенно гасли красноватые разрывы зенитных снарядов. Колыхали край неба багряные сполохи на боевых позициях артиллерии.

Прямой маршрут по Москве оказался перекрытым, и нам пришлось ехать через столь хорошо знакомое мне Лефортово. Здесь начиналась когда-то моя военная служба, протекали годы учебы в академии, и теперь невольно все это всплыло в памяти...

В Москву я приехал весной 1925 года из казачьей станицы Урюпинской (ныне г. Урюпинск Волгоградской области).

И дед и отец мой, уроженцы этой же станицы, имели, как и все казаки на Дону, фамилию на "ов" - Штеменковы. Но после смерти отца в 1916 году мать переделала ее на украинский лад. В Урюпинской я три зимы ходил в церковноприходскую школу и уже после революции закончил школу II ступени. Житье было тогда трудное, и на семейном совете решили, что мне и одному из моих сводных братьев надо, как тогда говорили, "ехать на заработки". В Новочеркасске или Ростове зацепиться было не за кого, а в Москве жила сестра отчима. Это и предопределило выбор города.

Конечно, мне, восемнадцатилетнему парню, впервые, кстати, надевшему настоящие ботинки, очень хотелось учиться, "выбиться в люди", стать агрономом. Но ткнулся я в одно, другое место и убедился, что учиться пока не придется: стипендии не обещали, с общежитием было плохо, рекомендаций - никаких.

До глубокой осени 1925 года пришлось пилить дрова, таскать кирпичи на строительстве Центрального телеграфа на Тверской (ныне улица Горького), быть грузчиком... Словом, делать ту работу, которую удавалось получить на бирже труда у Красных ворот. И жилье у меня было соответствующее: сначала чердак холодильника, на котором работал муж тетки, а потом келья на самом верху колокольни церкви, в которой размещался тогда городской ломбард...

Не знаю, как бы сложилась дальше моя судьба, но вмешался случай. В одном из писем, полученных из дома, сообщили, что приезжал на побывку парень с нашей Ольховской улицы, который еще при мне был призван в армию, а теперь учился в Тверской кавалерийской школе. Он-то и сказал, что таких, мол, как я, принимают, и приглашал приезжать. Перспектива стать кавалеристом мне пришлась по душе. Пошел в военкомат наводить справки. А там сказали, что, если я хочу поступить в военную школу, - пожалуйста, как раз идет набор в Московскую пехотную школу имени М. Ю. Ашенбреннера. Кто такой Ашенбреннер, я не знал, но в пехоту идти не хотел: засмеют в станице...