Гений

– Я все-таки думаю, что тебе стыдно, Карлотта, независимо от того, сознаешься ты или нет, – продолжала она. – Правда остается правдой, и, наверно, тебе сейчас неприятно. Ты была в его комнате. Но не будем больше спорить. Ты сама затеяла это и добилась своего. А теперь послушай, что я тебе скажу. Ты сегодня же вернешься в город, а мистер Витла уедет отсюда, как только подыщет себе комнату. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы прекратить эту позорную связь. Если ничего не поможет, я напишу его жене, а заодно и Норману. Ты оставишь этого человека в покое. Ты не имеешь права становиться между ним и его женой. Это безнравственно, и только порочная, бессовестная женщина способна на такой поступок. Я ему ни слова не скажу, но он уедет отсюда, и ты тоже. Когда все это кончится, ты можешь вернуться, если захочешь. Мне стыдно за тебя! Мне стыдно за себя! Если бы я не щадила своих собственных чувств и чувств Дэвиса, я бы еще вчера выгнала вас обоих из этого дома. И ты это знаешь. Только уважение к самой себе заставило меня действовать так мягко. А он – какая низость – после всего внимания, которое я ему оказала! Но все-таки его я не столько виню, сколько тебя, он на тебя и смотреть не стал бы, если бы ты не заставила его. Моя родная дочь! В моем доме! И не стыдно тебе!

Разговор еще долго продолжался в том же духе – бесконечные перепевы все одних и тех же гневных обвинений. Юджин – дурной человек, Карлотта – низкая женщина. И миссис Хиббердел никогда бы этому не поверила, если бы не видела собственными глазами. Если Карлотта не исправится, она расскажет все Норману, и так снова и снова, угроза за угрозой.

– А теперь, – заявила она, наконец, – ты уложишь вещи и сегодня же уедешь к себе домой. Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь хотя бы один лишний день.

– Нет, я не уеду, – дерзко ответила Карлотта, перебирая в уме то, что было сказано. Все это очень мучительно, но сейчас она не уедет. – Я уеду завтра утром. Я не могу так быстро уложиться. Не говоря о том, что уже поздно. Я не позволю, чтобы меня выгоняли, как служанку!

Миссис Хиббердел застонала, но вынуждена была уступить. Карлотту не заставишь сделать что-нибудь против воли. Молодая женщина отправилась к себе, и вскоре до слуха матери донеслось ее пение. Миссис Хиббердел покачала головой. Какой человек! Мудрено ли, что Юджин поддался соблазну! Ни один мужчина не устоял бы.

Глава XXV

Последствия этой сцены не замедлили сказаться. За обедом миссис Хиббердел объявила в присутствии Карлотты и Дэвиса, что собирается закрыть дом, и даже в очень скором времени. Они с Карлоттой поедут в Нарагансет на весь сентябрь и часть октября. Юджин, которого Карлотта успела предупредить, принял это известие с вежливым изумлением. Он очень сожалеет. Он провел в этом доме столько хороших дней. Миссис Хиббердел не могла быть уверенной, сказала ли ему что-нибудь Карлотта, – у него было такое невинное выражение лица, – но она все же предполагала, что дочь говорила с ним и что он, как и Карлотта, притворяется. Племяннику она еще раньше сообщила о своем отъезде, не вдаваясь в объяснения. Симпсон догадывался о мотивах: от него не укрылось, что между Юджином и Карлоттой что-то происходит. Он не видел в этом большой беды, так как Карлотта была женщина светская, независимая и к тому же «славный малый». Она всегда хорошо к нему относилась. У него не было ни малейшего желания ставить ей палки в колеса. И Юджин ему нравился. Однажды в разговоре с Карлоттой он шутя сказал:

– Ну что ж, руки у него почти такие же длинные, как у Нормана, хотя, возможно, не совсем.

– Иди ты к черту! – последовал учтивый ответ.

Вечером разразилась гроза, прекрасная, ослепительная летняя гроза. Юджин вышел на террасу полюбовался ею. Пришла и Карлотта.

– Итак, мой волшебник, – сказала она под раскаты грома, – здесь все кончено. Но ты не унывай. Я с тобой буду видеться, куда бы ты ни уехал. Но как здесь было хорошо! Какое счастье было жить с тобой рядом! Только не вешай голову. Мама говорит, что напишет твоей жене, но я не думаю, чтобы она решилась это сделать. Если она будет уверена, что я веду себя паинькой, она этого не сделает. Придется как-нибудь обмануть ее. Но все это очень обидно. Я люблю тебя безумно, Джини!