Гении и прохиндеи

Эта идея развивается целеустремленно, разносторонне, не одним каким-нибудь персонажем, а многими. Возникает она с самого начала в как бы мимоходом брошенных словах героя-повествователя, грузина Амилахвари, о том, что, де, при Екатерине в архитектуре парило согласие "русской широты и западной утонченности". Екатерина царствовала с 1762 по 1796 год. В архитектуре это великая и блистательная эпоха, характеризующаяся именами Василия Баженова, Матвея Казакова, Ивана Старова, их продолжателя Андрея Воронихина. Это пора создания Румянцевского музея (дом Пашкова) и Таврического дворца, здания Сената в Кремле и Благородного собрания с его волшебным Колонным залом, Перовского дворца и (чуть позже) Казанского собора. Этим и многим другим архитектурным шедеврам тех десятилетий действительно нельзя отказать в художественной утонченности. Но вот теперь оказывается, что этой утонченностью мы обязаны не сыну сельского дьячка Василию, не сыну бывшего крепостного Матвею, не крепостному Андрею, не русскому Ивану да Петру, а - Западу!

Объявив духовную утонченность привилегией Запада и начисто отказав в ней бедному русскому народу, герой-повествователь далее рисует такую обобщенную картину русского бытия: "Пусты наши души и холодны глаза перед лицом чужой жизни. С самого раннего детства мы точим оружие друг против друга..." Холопство, "разъедая наши внутренности, принуждает нас лицемерить и лгать, изворачиваться и подобострастничать, чтобы приблизиться и наконец вонзить нож в мягкую спину врага, а после, поплясав на трупе, провозгласить себя единственными... И так всегда".

Обобщенная картина эта потом конкретизируется. Каких бы слоев русского общества повествование ни касалось, везде перед ними нравственная деградация, распутство, раболепие, предательство. Никакого снисхождения автор не знает даже к молодому поколению - от офицерских дочерей, которые, де, "готовы на все (!) с любым мало-мальским похожим (?) на мужчину", до студенток из бедных и разночинных семей, о которых говорится так: "Орды тупых немытых студентов с отвращением истинных верноподданных открещивались от всего, что могло бы смутить их дух, и пели свои несуразные гимны во славу чревоугодия и безобидных для государства шалостей с продажными женщинами". Россия предстает здесь, говоря словами бессмертного Фомы Опискина, современника героев романа, мрачным зловонным омутом неведомой глубины, на дне которого лежит крокодил.

А Запад? О, тут совсем, совсем иной коленкор! Тут не только утонченность... Взять хотя бы Италию. Действительный! статский советник Ладимировский говорит жене об этой стране: "Там вам понравится... Я там бывал. Вы попадаете в другой мир", то есть, совсем в другой, чем Россия. А США, Англия? Какими они предстают в романе? Достаточно сказать, что главный герой, которому автор отдал все симпатии, спит и видит, как бы ринуться из России, из этого "болота", как он называет, в Англию, а оттуда в США. Там, говорит он, "иные берега, иные нравы".

Никто не собирается оспаривать того, что в русской жизни, описываемой в романе поры действительно существовало много мрачного, тяжелого, грязного. Но одновременно то были годы подъема антикрепостнического крестьянского движения, распространения прогрессивных социальных идей, то были годы замечательных достижений русской общественной мысли, литературы, искусства, науки. Именно в эту пору во всю развернулась деятельность Белинского, роволюционно -демократическая но своей сути, когда входил в зрелую силу Герцен, поднимался во весь рост Некрасов, блистательно начинали Тургенев и Достоевский. Как раз в эти годы действовал и кружок Петрашевского, где обсуждались проекты освобождения крестьян, где говорили о свободе печати, о насильственной замене самодержавия республикой. Кстати, среди петрашевцев мы видим и студентов, которые пошли потом на каторгу и в арестантские роты... Мы уже не говорим о том, что в эту пору, как и раньше, как и позже, оставались незыблемы высокие нравственные основы народной жизни.

Что же касается Запада, хотя бы тех стран, которые объявлены Окуджавой "другим миром", то они в ту пору во многих и важных отношениях по сравнению с Россией не являли собой образцов социального и нравственного превосходства. Италия страдала под австрийским игом, была раздроблена на мелкие королевства и княжества, ее терзали феодальные пережитки, неурожаи 1845 и 1846 годов вызвали голод, а в 1847 году ее поразил экономический кризис. Россия в это время была уже единым централизованным государством и не знала иноземного гнета. Преимущество бесспорное.