Гении и прохиндеи

О прелестях Альбиона внятное представление дал в 1845 году Фридрих Энгельс в книге "Положение рабочего класса в Англии". О сути этой книги он писал Марксу: "Я составляю англичанам славный перечень их грехов. Перед лицом всего мира я обвиняю английскую буржуазию в массовых убийствах, грабежах и других преступлениях". Именно в это облюбованное Окуджавой десятилетие сыны Альбиона, покинув благословенные родные берега, вели жесточайшие колониальные войны против Афганистана, Китая, Индии, в Южной Африке и в других местах, завоевав огромные пространства земли с населением в 80 с лишним миллионов человек, причем в некоторых районах, как в Африке, коренные жители полностью истреблялись.

В пользу России и тут можно отметить тот непустячный факт, что она, присоединяя к себе ряд народов, ни один из них не лишила исторического будущего.

Ну, а Америка? В романе есть такой эпизод. Некий Иосиф Га-мель, академик, добивается через "американский департамент" министерства иностранных дел (такого, департамента, конечно, не существовало) разрешения на поездку в Англию и США, Царь наложил на прошение резолюцию: "Согласен, но обязать его секретным предписанием не сметь в Америке употреблять в пищу человеческое мясо, в чем взять с него расписку и мне представить". Понимаем-с, гротеск. Но царь, если исходить из всего контекста темы, представляет здесь не столько предметом насмешки, сколько олицетворением ясного намерения автора дать нам понять, что в России вообще господствовали дикие представления об Америке, от которых она (Америка) была далека, как небо от земли.

Что же на самом деле являла собой Америка в ту пору? Была ли она действительно "другим миром", где процветали "иные нравы"? Людоедству американцы, конечно, не предавались. Но США вели тогда беспощадные захватнические войны. Так, в 1848 г. они оттяпали у нищей и беспомощной Мексики почти половину ее территории, а через пять лет - еще 140 тыс. кв. километров. Они стремились подчинить себе страны Центральной Америки, пытались купить, а потом захватить Кубу. В 1844 г. США навязали унизительный договор Китаю, где через несколько лет приняли участие в кровавом подавлении народного тайнинского восстания; затем принялись закабалять Японию... В таком облике США представали перед лицом мира. А во внутренней жизни одним из главных определяющих факторов было рабство, гораздо "более жесткое и дикое, чем крепостное право в России, ибо негры, оторванные от родной земли, проданные на чужбину за океан, "страдали не только от полного общего бесправия, но и от тоски по родине, 01 расовой ненависти белых хозяев. Недавно в СЩА вышел роман Артура Хейли "Корни", рассказавший горькую правду о рабстве американских негров. Объясняя причины, пробудившие его написать роман, А. Хейли сказал: "Долгое время в Америке пытались скрыть или затушевать историю рабства, как будто его никогда не было". Но, как видим, охотники затушевать эту историю, есть не только в США.

Не желая считаться с историческими фактами, как и с законами русского языка, Б. Окуджава идет дальше. Ему мало сопоставления в общем плане, его не вполне удовлетворяют слова-символы "другой мир" или "иной берег". Он хочет быть конкретным Именно с этой целью он обращается, например, к занимающей его и в других произведениях проблеме шпионажа.

Вокруг главного героя, несмотря на всю его заурядность и полную аполитичность, автор напустил столько шпионов, что они кишмя кишат, как блохи в шерсти дворовой собаки: не только следуют за ним всюду по городу, не только все время бродят под окнами, но и живут у него в доме, и даже висят вниз головой в его печной трубе.

Однако сравнительное сопоставление шпионского дела в России и на Западе проводит не главный герой, а некий князь Андрей Приимков, имевший возможность изучить вопрос и там, и здесь Судя по несуразной фамилии, можно было ожидать, что это персонаж комический, но нет, где там! Он аттестуется вначале как человек "незаурядных способностей", потом - как "высокий ум" и наконец - как "молодой гений".

Занимаясь изучением русских дворянских родов, "молодой гений" в России печатал о данном предмете нечто такое, что здесь одобрялось, а во Франции, под псевдонимом, о том же предмете публиковал нечто прямо противоположное, например, "проехался но адресу безнравственности Петра Великого". Современному читателю схема подобного поведения знакома. Кто же не помнит другого Андрея под именем Синявский он писал в советской прессе одно, а под именем Абрам Терц публиковал в той же Франции нечто прямо противоположное, на чем и был схвачен.