Гений пустого места

— Мы помнем твой пиджак.

— Шут с ним.

— Нет. Ты и так все время мятый. Вот почему ты становишься мятым через пять минут после того, как я все погладила?!

Он не отвечал, он был очень занят и еще помнил про то, что у них есть всего пятнадцать минут, но какое это имеет значение! Даже если бы в запасе у него было не пятнадцать минут до работы, а пятнадцать секунд до конца света, он бы точно знал, как потратить эти драгоценные секунды.

Ольга терлась о него, целовала и, кажется, даже похрюкивала от счастья. Потом отстранилась и сказала с эдаким женским кокетством, с полным сознанием своего могущества и власти над ним:

— Тебе же нужно на работу!

— Подождет моя работа.

Иногда с ними такое бывало, словно приливная волна накатывала, сбивала с ног и накрывала их с головой. Вдруг становилось невмоготу, и ничего с этим невозможно было поделать, только бы получить друг друга в безраздельное владение, хоть ненадолго, хоть на пять минут, но получить, и прямо сейчас!…

Так было в далекой юности, и так осталось до сей поры, только к этому чувству добавились еще полное знание друг друга и уверенность в том, что второй не подведет, не подкачает, что ему это так же важно и нужно.

Офисные брюки свалились с кровати на пол, звякнула пряжка ремня, и Пилюгин подумал, что, в отличие от всех остальных мужчин, которые кем-то понимающим считались полигамными, он никогда не хотел других женщин. Только эту.

Ну, вот так случилось.

Пресловутый инстинкт охотника, который якобы подталкивает всех мужчин гнаться за любой юбкой, догонять и присваивать, в его случае распространялся только на Ольгу. Только ее он всегда хотел догнать и присвоить. Мысль о том, что когда-нибудь она ему надоест и он начнет с тем же рвением гоняться за другими, представлялась ему дикой.

И привыкания никакого не наступало. Иногда он почитывал женские журналы, которые Ольга бросала на пол возле кровати, и из этих журналов ему было известно, что секс, а тем более супружеский, особенно многолетний, требует разнообразия и тонкости подхода. Советов, которые давались для того, чтобы разнообразить секс и сделать его более тонким, он вообще не понимал. Нет, наверное, отлично, если жена встречает тебя с работы в пеньюаре, искусно сотканном из лепестков роз, на столе горят свечи, что автоматически означает не просто ужин, а романтический ужин, и в ванне плавает — нет, не оживший карп из гастронома, а цветок лаванды! Наверное, отлично, если жена, предварительно освоив на специальных курсах процедуру тайского — или китайского! — массажа, станет растирать подогретым маслом усталые мускулы любимого, а потом подаст ему чай, предварительно освоив чайную церемонию на специальных курсах для гейш. Так же, наверное, хорошо заниматься любовью в ласковом прибое теплого моря, контролируя попадание песка в некоторые труднодоступные места, и в уютном горном шале, когда за окнами гуляет метель, а в камине трещат дрова. На море и в шале следует ехать «сюрпризом», чтобы супруга до последнего не догадывалась о том, какое романтическое путешествие задумал любимый, — все для усиления тонкости и разнообразия чувств!

Пилюгин читал, все ему нравилось — и массаж, и свечи, и лаванда, и шале, — только, на его взгляд, это не имело никакого отношения к жизни!… Какой пеньюар из роз, если Степка, как только отец открывает дверь, начинает канючить, что не может справиться с химией, а Растрепка сует ему исчирканные цветными карандашами листки и объясняет, что «это Степа, это бабушка, а вот это, синее с красным, ты, папочка!». Где взять силы и время на эротический массаж, если они добираются до постели в первом часу ночи, а встают в семь пятнадцать утра?! И как понять, вожделеет ли сегодня вечером супруга получить именно эротический массаж или, напротив, бутерброд с колбасой, кружку горячего чая с сахаром, детектив, и чтобы к ней не приставал никто?!

Была еще одна загвоздка.

Дмитрий Пилюгин не осознавал до конца, в чем тут дело, но ему одинаково нравилось в постели, засыпанной розовыми лепестками, в постели, застеленной обычной простыней, и на лесной опушке, где когда-то собирали землянику, — именно там в джинсы ему поналезли муравьи, и они с Ольгой потом долго их вытряхивали и так до конца и не вытряхнули. Муравьи кусались до самого дома, Пилюгин подпрыгивал за рулем, и машина продвигалась вперед скачками. В пеньюаре было отлично, и без пеньюара отлично, и в джинсах с протертыми коленями, и в старом свитере с закатанными рукавами, и в сенном сарае у дальних знакомых, где внизу хрупала лошадь, а в щели светило огромное, горячее солнце и щекотало между лопаток!… И на родительской дачке тоже было отлично, на втором этаже, среди бела дня, пока все отвлеклись и никто не мог их застукать!

Вот и сейчас все тоже отлично — в последние пятнадцать минут перед работой, кое-как выбравшись из делового костюма, и вовсе не потому, что она лежала перед ним в розовых лепестках, а потому что, когда он пришел поцеловать ее перед уходом, открыла сонные, недовольные глаза.