Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двойным дном

— Мне кажется, что самоубийство. В это место, то есть в сердце, очень редко целятся убийцы. Висок и сердце — это прицел тех, кто добровольно кончает жизнь.

— Браво, доктор, кажется, ты на этот раз не ошибся!

В кабинет входили спешной походкой представители власти.

— Что случилось, Иван Дмитриевич? У вас в кабинете? — здороваясь, спросил прокурор.

— Перенесен с лестницы. Ну, господа, приступайте.

Началась тяжелая, длительная процедура. Мой коллега совместно со мной осматривал труп. Путилин стоял рядом с судебным следователем, не сводя взора с трупа.

Вдруг он быстро наклонился над трупом.

— Что это вы так пристально разглядываете, ваше превосходительство? — спросил судебный следователь.

— Мел на жилете и на сюртуке самоубийцы, — ответил Путилин.

— Самоубийцы?.. А разве вы уверены, что это — самоубийство?

— А вот, — не угодно ли, — усмехнулся Путилин, пода­вая тому листок бумаги, вынутый им из бобровой шапки мертвого человека.

Он протянул его следователю.

Тот громко прочел:

«Сегодня — моя последняя ставка. Если она будет бита — я застрелюсь. Я проиграл все, что имел, и даже чужое... А. Г.»

— Ну, вот и разгадка всей таинственности! — нервно рассмеялся Путилин.

Следователь и прокурор были озадачены.

— Значит, игра? Неудачная?

— Как видите, господа. Очевидно, ставка, последняя ставка этого господина была бита.

И он указал рукой на труп молодого человека.

— Да, но остается вопрос, кто этот господин... где он ставил свою финальную карту? — глубокомысленно изрек следователь, злясь на то, что Путилин по обыкновению первый пролил свет на загадочное происшествие.

— А это уж наш дорогой Иван Дмитриевич узнает. Ему и книги в руки, — облегченно вздохнул прокурор, радуясь упрощению дела.

— Но как вы предполагаете, ваше превосходительство: каким образом труп самоубийцы мог очутиться на лестнице сыскного отделения? — задал вопрос судебный сле­дователь.

Путилин, низко склонившийся над трупом и исследовавший пальцы самоубийцы, выпрямился.

— Я оставляю за собой право ответить на этот вопрос позже, — сухо отрезал он. — Если бы сложные дела объ­яснялись и решались в полчаса, тогда... тогда, навер­ное, мы с вами, господин следователь, не были бы нужны рус­скому правосудию. Тогда вахтеры и курьеры могли бы ис­полнять обязанности следователей и начальников сыскной полиции...

Предварительное следствие было окончено. Труп увезли в анатомическое отделение Военной ме­дико-хирургической академии.

— Вся надежда на вас, ваше превосходительство, — про­щаясь, произнес прокурор.

— А отчего же не на господина судебного следователя? — иро­нически спросил Путилин.

Когда мы остались одни, я осторожно задал вопрос моему великому другу.

— Отчего ты, Иван Дмитриевич, так демонстративно-сурово и на­смешливо отнесся к судебному следователю?

Путилин сделал досадливый жест рукой.

— Ах, оставь, доктор... Этот господин, едва соскочивший со скамьи привилегированного учебного заведения, ни бельмеса не понимает в настоящем, живом деле сыска, несколько раз язвительно пробовал «утирать мне нос». Моя слава стала ему колом поперек горла. По-смотрим, что он-то сделает.

Прошло несколько секунд, минут.

Путилин, погрузившийся в раздумье, вдруг стреми­тельно вскочил.

— Что с тобой? — испуганно вырвалось у меня.

— Я... я вывожу мою «кривую», любезный доктор. Поезжай домой. А впрочем... скажи: ты играешь в карты? Ты помнишь штоссе, банчек?

— Ну да... Помню... Знаю, — удивился я страшно.

— Так давай с тобой сыграем...

Он подошел к шкафчику и вынул оттуда колоду карт.

— Только вдвоем играть-то скучно... Не раздобыть ли нам третьего партнера?

Путилин позвал помощника и что-то тихо начал ему шептать.

— Хорошо, Иван Дмитриевич.

УРОК ПУТИЛИНА У ЗНАМЕНИТОГО «МАСТЕРА»

Приблизительно через полчаса в кабинет вошел, почтительно сгибаясь, худощавый господин, уже очень немолодой, с наружностью, говоря откровенно, преотвратительной. Он был, очевидно, крашеный, так как только концы волос были черные, корни же — седые.

Узкие, противные, масляные глазки. Усы, распушенные, как у кота.

— А вот и вы, любезнейший господин Статковский!

— Имею честь кланяться вашему превосходительству. Ясновельможный пан Путилин имеет до меня дело?

Он говорил с сильным польским акцентом.

— Да, да. Это мой бывший клиент, доктор, но теперь пошедший по другой дороге, по дороге честного труда. А это, пан Статковский, мой знаменитый доктор.

Мы поздоровались.

— Изволите ли видеть, голубчик, какая история. Мне необходимо освежить в памяти всевозможные приемы шулерства высшей школы.

«Что такое?» — подумал я.

Статковского передернуло.

— Ваше превосходительство изволит шутить?

— Нимало.

— Но для чего же?

— Для того, чтобы обыграть наверняка некоторых негодяев, а главное для того, чтобы поймать их.

— А-а, — улыбнулся, как я потом узнал от Пути­лина, знаменитый экс-шулер, артист своего дела. — Новое дело, ваше превосходительство?

— Да. Ну-с, так вы можете преподать мне несколько уроков? Вы многое знаете?

— О! — только и произнес великий «мастер».