Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двойным дном

— Слушай, Прокл Онуфриевич, ты — старик. Жить осталось тебе не много. Куда ты денешь те деньги, кото­рые получил от...

— От кого? — задрожал мелкой дрожью старый слуга.

— Сам знаешь, от кого, — усмехнулся Путилин.

— Напраслину взводите...

— И из-за денег ты принимаешь на душу такой тяжкий грех! Ты посмотри на госпожу свою, ты сообрази, что с ней сделали: обобрали ее, обокрали, чуть из дому не гонят! Ты, ведь, знаешь, как любил ее твой хозяин. На ее руках и умер он, дух испустил. Как же так могло статься, что ей, своей любимой жене, он оставил гроши, а крестнику, чужому для него человеку, — все свое состояние?

На секунду на лице старика ясно промелькнули следы тяжелой душевной борьбы.

Но прошла секунда, другая, и лицо старика вновь приняло тупое безразличное выражение.

— Ничего-с не знаю, — повторил он, как автомат обычную фразу.

— Могу я войти, Антонина Александровна? — раздался звучный, холодный голос.

Путилин обернулся.

На пороге стоял Ловков-Рогатин.

«А! Прилетел, соколик? Учуял?» — прошептал про себя Путилин.

— Пожалуйста, — бросила Кромова.

БЛЕСТЯЩИЙ  ДОПРОС  ЛОВКОВА-РОГАТИНА ПУТИЛИНЫМ

— Я хотел спросить вас, Антонина Александровна, угодно ли вам, — начал Ловков, но остановился, с притворным удивлением поглядывая на Путилина и желая показать, что, дескать, при постороннем лице он не считает себя в праве говорить то, что он намеревался.

— Господин Ловков-Рогатин? — слегка наклонив го­лову, спросил Путилин.

— Да-с. С кем имею честь говорить?

— Путилин, начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции.

Ни один мускул не дрогнул на красивом, выхоленном лице экс-главного управляющего. Он спокойно, но вопросительно глядел на знаменитого Путилина.

— Антонина Александровна Кромова обратилась ко мне с просьбой расследовать дело о пропаже последнего духовного завещания ее покойного мужа, — начал Путилин твердым голосом.

— Так-с...

— Ввиду того, что вы имели постоянное и близкое общение с покойным Кромовым, я желал бы допросить вас. Но должен предупредить вас, что вы можете и имеете право не отвечать мне, потому что я в данном случае действую неофициально.

— Нет, отчего же? Сделайте одолжение, спрашивайте все, что вам угодно. Я охотно поделюсь тем, что знаю.

«Ого! Да это, действительно, сокол! Помилуй Бог, какая умная игра!»

— Итак, господин Ловков, вы утверждаете, что вам ровно ничего не известно о составлении Кромовым последнего духовного завещания?

Ловков-Рогатин стоял в спокойно-горделивой позе, заложив руки назад.

— Виноват, о каком последнем завещании изволите вы говорить, ваше превосходительство?

— О том, в котором вам завещано было двести тысяч, а все остальное состояние — госпоже Кромовой.

— Нет. О таком завещании мне ровно ничего неиз­вестно.

— Скажите, вас не удивило то обстоятельство, что, ми­нуя свою прямую наследницу, жену, Кромов чуть не все свои миллионы завещал вам?

Этот быстрый и прямой вопрос как будто смутил Ловкова-Рогатина. Но почти сейчас же он твердо ответил:

— Откровенно говоря, я рассчитывал на несколько меньшее, но в том, что я получу крупную долю в наследстве, я не сомневался.

— Почему?

— Да потому, что мое участие в делах кромовских предприятий было слишком значительно. Об этом знают все и говорят открыто. Покойный Иван Федотович сам заявлял, что за последние годы я являлся душой дела.

— Великолепно. Но, однако, вы не были компаньоном Кромова, а только главным управляющим его делами. Пусть вы были гениальны на этом посту, но, однако, вы за это и получали очень крупное жалованье. Компаньонам жало­ванья не платят, они участвуют в делах барышей.

Ловков-Рогатин усмехнулся.

— Я получал и прибыль.

— По отдельным сделкам, но не по общему обороту? Неужели та огромная сумма, которую вы изволите получить по духовному завещанию, равняется степени вашего участия в делах покойного Кромова? Ведь для того, чтобы все кромовские миллионы получить в свои руки, надо было быть не крестным, а настоящим, родным сыном почившего миллионера, или же компаньоном, фактическим, участвующим в трех четвертях прибылей фирмы.

А между тем... в том, последнем, украденном завещании, которое читала госпожа Кромова, ясно сказано: «В награду моему крестному сыну за его ревностно полезную службу оставляю я двести тысяч рублей».

— Вы... вы что же, ваше превосходительство: сомневаться изволите в действительности того духовного завещания, коим я сделался главным наследником Ивана Федотовича Кромова? Может быть, вы считаете его, это завещание, поддельным?

— Отнюдь, нет. Ваше завещание — правильное, было бы по крайней мере таковым, если бы не существовало иного завещания.

— Предъявите его — и первое будет уничтожено.

— Суди вас Бог, Василий Алексеевич, — плача про­изнесла Антонина Александровна. — Вы... вы отлично знаете, что второе, последнее духовное завещание было сделано Иваном Федотовичем.

— Иными словами, вы, как уже сделали это один раз, обвиняете меня в краже таинственного завещания?

Антонина Александровна вскочила с кресла.

— Вы, вы говорите о таинственности завещании, при составлении которого вы присутствовали?! И вам не стыдно, не грешно?