Гений столичного сыска

Это заявление внутреннего оппонента было вполне резонным, Иван Федорович записал в памятной книжке: «Выяснить причину скандала Тальского-младшего с генеральшей по поводу ценных бумаг».

Потом, отложив в сторону записную книжку и снова закинув руки за голову, Иван Федорович решил вконец посрамить собеседника и заявил вслух:

– Надо полагать, что ты не будешь возражать против моего утверждения, что убийца – с твоих слов, это Константин Тальский – готовился к преступлению? – сказав это, Воловцов прислушался к себе, но внутренний оппонент молчал… – И правильно, – продолжил Иван Федорович. – Убийца все продумал, был хладнокровен и все сделал чисто, как и замышлял. И вдруг, выйдя во двор, он проговаривается, что, мол, «матушку с горничной зарезали». Да еще так проговаривается, что его слышит сын медника, находящийся здесь же, во дворе. Что это? Как такое могло случиться?

– Чего ты там бормочешь? – послышалось из кухни.

– Ничего, тетушка, – привстав, крикнул Воловцов и снова улегся в той же позе.

«Ну, может, сын медника что-то и напутал, – примирительно ответил внутренний оппонент, что было почти равносильно его поражению. – Наверняка эти слова, что матушку и горничную зарезали, Тальский-младший произнес уже после того, как приехали пожарные и полицейские и установили убийство».

Иван Федорович думал именно так. Сын медника просто-напросто перепутал, что в суматохе и немудрено…

Имелось в этом деле еще одно несоответствие. Касательно собак. Все опрошенные Иваном Федоровичем говорили, что собаки у Тальских злые и чужого во двор не пустят, особенно ночью. Это косвенно подтверждало виновность Константина Леопольдовича в двойном убийстве и поджоге: на него-то собаки лаять бы не стали ни днем, ни ночью. А вот медник Карпухин и его сын утверждали, что собаки старые, смирные и ленивые. Получается, что они могли и не гавкнуть на чужого, проникнувшего во двор усадьбы Тальских ночью двадцать восьмого августа. А это означало, что убийцей генеральши Безобразовой и ее горничной Сенчиной мог быть человек посторонний.

Черт побери, где же кроется истина?

Глава 12

Ай да сусальский, ай да сукин сын!

– Я нашел, кому мешал секретарь консистории Комаровский! – с такими словами буквально ворвался в кабинет Воловцова судебный следователь Рязанского окружного суда Песков. – Теперь у меня на подозрении казначей консистории Степан Игнатьевич Холмский. Вернее, он и его младший брат Петр, который служит в консисторской канцелярии регистратором, – поправился Виталий Викторович.

– Рад за тебя, – искренне отозвался Иван Федорович, вспоминая, что по молодости и неопытности он так же был взволнован и нетерпелив, когда расследование дела наконец сдвигалось с мертвой точки и приобретало перспективу раскрытия.

– Вы оказались правы, когда говорили, что как только найдется мотив, так обнаружится и подозреваемый, – почему-то перешел на «вы» Песков. – И еще я, по вашему совету, допросил вторично сторожа консистории, – Виталий Викторович положительно светился и если в данный момент не купался в райском блаженстве, то, несомненно, испытывал нечто похожее на всеохватывающее чувство счастья, – и выяснил… Кто, как вы думаете, заходил в сторожку за три дня до свершения убийства?

– Полагаю…

– Правильно! Казначей консистории Степан Холмский, – поспешил ответить судебный следователь Песков. – Под каким предлогом заходил к нему Холмский, сторож уже не помнит, а вот то, что, скорее всего, картуз пропал именно после его посещения, это сторож вполне допускает, хотя и не может понять, на кой ляд его ношеный картуз мог понадобиться Холмскому. Так что, – тут Виталий Викторович с благодарностью посмотрел на Воловцова как на близкого товарища, – ты решительно оказался прав!

– А чем так крепко помешал этому Холмскому секретарь консистории? Он что, в правах ущемлять его стал? Третировать? Оскорблять на глазах сослуживцев? – поинтересовался Иван Федорович.

– И ущемлять, и делать замечания на глазах сослуживцев, что Холмским вполне могло было принято за оскорбление… Однако тут не все так просто, – с прежним воодушевлением продолжил судебный следователь Песков. – Комаровский поступил на должность секретаря консистории где-то полтора года назад. Молодой, энергичный, с академическим образованием и своим видением, как и что должно быть заведено в консисториях. Ну, как водится, новая метла по-новому и метет… Тотчас по вступлении в должность Комаровский отправляет в отставку старого казначея, по правде говоря не справляющегося со своей должностью, назначив на его место Степана Холмского, до того не менее десяти лет исполняющего должность столоначальника.