Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

Поэтам и мыслителям, озадаченным суворовским феноменом, было нелегко найти определения для русского гения, национального героя, лишенного ярмарочной удали и кабацкого молодечества. Суворов – солдат и богомолец, пунктуально выполнявший ставившиеся перед ним задачи. Этот Суворов педантично эвакуировал из Крыма греков и армян, с поразившей Пушкина аккуратной самоотверженностью уничтожил последствия пугачевского мятежа, наконец, вытеснил врага с Крыма и с Кубани. Этот Суворов был грозой бунтарей не из-за жестокости и отчаянности, а благодаря своему умению ставить задачи и, взвесив всё, раньше других их выполнять.В XIX в., конечно, Суворов для многих превратился в почтенный реликт екатерининского века (именно екатерининскому веку посвящено замечательное стихотворение Аполлона Майкова «Менуэт»), но были и среди творцов того времени люди, увлечённые Суворовым: художник Василий Суриков и светило военной науки генерал Драгомиров, литератор Николай Полевой и всем известный историк Василий Осипович Ключевский… Сложным было достойное отдельного рассказа отношение к Суворову другого национального гения России – Александра Сергеевича Пушкина. На первый взгляд, удивительно, но великий охранитель России от потрясений и бунтов, убеждённый монархист Александр Васильевич Суворов был кумиром для многих декабристов, о чём также рассказ впереди.Подвиги последних походов Суворова воспеты не только Державиным. Василий Петров (1726–1800) в своей оде 1799 г. обратился не к Суворову, а к его спутнику – великому князю Константину Павловичу. Немало писали об Итальянском походе М.Л. Магницкий (1778–1844) и В.В. Капнист (1757–1824). Капнист, поэт державинского круга, талантливый сатирик, в баталистике был, по большому счёту, эпигоном своего приятеля по лейб-гвардии Преображенскому полку:

Сбылось предсказанное мною,

Сбылось – и росский Геркулес

На Гидру наступил пятою,

Чрез Альпы ногу лишь занес…

На смерть Суворова Державин отозвался сразу несколькими стихами. Сокрушённый, он возвратился на Фонтанку с похорон героя, думы о Суворове не оставляли его. «У автора в клетке был снигирь, выученный петь одно колено военного марша; когда автор по преставлении сего героя возвратился в дом, то, услыша, что сия птичка поет военную песнь, написал сию оду в память столь славного мужа». Только через пять лет в «Друге просвещения» выйдет стихотворение «К снигирю. По кончине князя Суворова», с примечанием: «Сия пьеса прислана от неизвестного». Многим уже было знакомо это сочинение Державина – и всё-таки «от неизвестного»:

Что ты заводишь песню военну

Флейте подобно, милый снигирь?

С кем мы пойдем войной на Гиену?

Кто теперь вождь наш? Кто богатырь?

Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?

Северны громы в гробе лежат.

Достойное начало – трагические аккорды. Но дальше – главное:

Кто перед ратью будет, пылая,

Ездить на кляче, есть сухари;

В стуже и в зное меч закаляя,

Спать на соломе, бдеть до зари;

Тысячи воинств, стен и затворов;

С горстью россиян всё побеждать?

Император ещё при жизни полководца приказал установить ему памятник в Петербурге. Павел был хозяином своему слову: захотел – дал, захотел – забрал обратно. И всё-таки скульптор Михаил Козловский, к тому времени уже смертельно больной, работал над монументом герою. Он изобразил Суворова в виде римского бога войны – Марса. Сходство находили только в стремительной позе. 5 мая 1801 г. на Марсовом поле – через год после смерти Суворова, через два месяца после гибели Павла – военные и штатские с ликованием встретили открытие памятника. Римский бог на поле своего имени! А у Державина получился не Марс со щитом и мечом, а подлинный чудак и полководец времён Екатерины и Павла, современник, начальник и приятель поэта. Другое стихотворение надолго осталось потаённым, его даже от имени неизвестного опасно было публиковать:

Всторжествовал – и усмехнулся

Внутри души своей тиран,

Что гром его не промахнулся,

Что им удар последний дал

Непобедимому герою,

Который в тысящных боях

Боролся твердой с ним душою

И презирал угрозы страх.

И дальше – главное:

Нет, не тиран, не лютый рок,

Не смерть «…» сразила:

Венцедаятель, славы бог

Архистратига Михаила

Послал, небесных вождя сил,

Да приведет к нему вождя земного,

Приять возмездия венец,

Как луч от свода голубого…

Тайну десятой строки этого стихотворения разгадать несложно: «Не смерть … сразила». Конечно же – Суворова. Державин побоялся напрямую вписать эту фамилию в тетрадь: тогда бы прояснилась антипавловская направленность незавершённой оды… В нашем представлении император Павел превратился в жертву – да он и был жертвой заговора. Но современники (в особенности – дворяне) считали его «деспотом и капралом на плац-параде», не более. Суворов не отпускал Державина. Снова и снова он писал о нём:

Окончи, вечность,

Тех споров бесконечность,

Кто больше из твоих героев был.

Окончи бесконечность споров.

В твое святилище вступил

От нас Суворов.