Кроме индейцев, ковбоев, казаков и разбойников были еще «наши» и «немцы». И отличались они тем, что там действительно был штаб.
Генка играл в «войнушку» с дворовыми друзьями раньше, пока его семья не переехала. И отлично помнил правила.
Обе команды выбирали каждый раз новое место, желательно, скрытое от посторонних глаз. И назначали его штабом. В штабе обязательно надо было хранить «секретные бумаги», и обычно их изображали газеты, сложенные квадратом и перевязанные бечевкой. Целью игры было не столько найти и пристрелить врага, сколько взять его в плен с целью допроса. Вот тогда-то и спрашивали «Где штаб?». Пленники гордо молчали, хоть их и унижали всякими способами. Дразнили, швырялись землей на одежду, иногда плевали в лицо. «Немцы», чувствуя свою обязанность быть трусливыми, просто потому, что были «немцами» и врагами, сдавались именно на этом этапе. Некоторые даже раньше, если могли получить от родителей особо сильный нагоняй за испачканную одежду.
А вот «наши», русские, терпели до конца. Потому что советский солдат никогда не выдаст, где штаб.
И когда арсенал обзывательств был исчерпан, начинались пытки. Генка сам видел, как одному мальчишке «немцы» три раза делали «крапиву», причем довольно сильно – это когда на запястье жертвы смыкают пальцы и крутят в разные стороны, чтобы защемить кожу и потянуть.
Сам Генка пару раз попадал под «крапиву», но терпел. Было больно, но он был советским солдатом.
Теперь, глядя, как Нин-зя ломает правила, он чувствовал себя в сто раз хуже, чем во время «крапивы».
Самое ужасное в том, что звать на помощь было бесполезно, сараи находились далеко от жилых домов. Да и смысл… Кинуться на Нинку и повалить ее? Тогда рассыплется вся его история, и задание будет провалено.
Гена ни за что не признался бы, даже себе самому, что часть его испытывала радость при виде связанного врага. Но другая его часть требовала сделать хоть что-нибудь. Хотя бы призвать Нинку вспомнить правила.
– Вообще, штаб и правда только у… – начал он, но Нин-зя его прервала взмахом руки. Наклонилась к Славику и сурово сказала:
– Бледнолицый, у тебя есть только один шанс спасти свою жизнь. Скажи мне, где ваш форт, и я подарю тебе быструю смерть.
Славка замотал головой и покосился на Генку. Но тот молчал и кривился, как от зубной боли.
– Поверь мне, ты захочешь быстрой смерти, – продолжила Нинка и стала опять размеренно ходить вокруг столба. – Я могу приказать своим воинам привязать тебя к лошадям и они разорвут тебя на части заживо. Я могу вырезать кожаный шнурок, намочить его и обвязать вокруг твоей шеи… а потом бросить тебя на палящем солнце со связанными руками и ногами. А шнурок будет медленно высыхать и душить тебя… тоже медленно. Или…
Нин-зя потрогала рогатку, висящую у нее на поясе. А потом, неожиданно шагнув к Генке, вырвала у него из рук свой старый лук и стрелу.
Наложила ее на тетиву, натянула лук и прицелилась Славику ровнехонько в глаз.
Стрела не была острой в том смысле, что у нее не было наконечника. Конец ее был закруглен, чтобы при попадании с расстояния десяти-пятнадцати шагов, при слабом натяге, она разве что ощутимо стукала противника. С пяти шагов, Генка знал это по тому, какие отметины оставил на Лёше, било больнее, оставались маленькие круглые синяки.
Нин-зя стояла так близко к Славке, что «острие» стрелы почти касалось его глаза. Мальчик застыл, всхлипнув.
Генка тоже застыл, не в силах поверить в происходящее.
– Где. Ваш. Форт. – Разделяя слова, повторила Нинка.
– Я не знаю, – скулящим шепотом ответил Славик. – Не знаю, правда, его у нас и нету, честное пионерское!
Нинка, услышав про пионера, досадливо цокнула языком. И этот звук вывел Генку из ступора, в котором он пребывал с той секунды, как девочка натянула тетиву.
– Вождь… – осторожно начал он, подспудно ожидая, что стрела вонзится ему
в глаз, если он что-то сделает не так. Но Нин-зя благосклонно хмыкнула и сказала:– Говори, Крадущийся в Тенях.
Генка бросил на Славика взгляд, которым хотел того поддержать, но увидел, что мальчик на него и не смотрит. Скосив глаза к переносице (в другой момент это было бы смешно, но сейчас Гену прошиб пот), Слава смотрел на стрелу. И штаны его, кажется, были мокрыми.
– Вождь, – повторил Гена. – Я слышал недавно, когда… когда крался в лесу… что бледнолицые держат расположение шт… форта в секрете. Знают только самые доверенные офицеры. Возможно, этот просто… слишком молод, чтобы ему доверили такую тайну.
– И почему же ты раньше не сообщил мне об этом, Крадущийся? – Не опуская лука, спросила Нинка.
– До сих пор я не был уверен – это могло быть обманом, с целью запутать нас. – Генка быстро вспомнил велеречивый стиль, каким общались индейцы в кино. – Но теперь мои глаза видят подтверждение тому, что слышали мои уши. Этот трусливый бледнолицый давно выдал бы местоположение форта, если бы знал.
Нинка опустила лук и ослабила тетиву. Генка тихо выдохнул и аккуратно разжал кулаки. Пальцы сводило судорогой, настолько сильно он сжимал их, сам не замечая.