Геном «ликвидация» (СИ)

— Только это так странно, — задумчиво произносит Энн и, поняв, что у неё начала кружиться голова, опирается руками о стол, чтобы нечаянно не потерять равновесие. — Я ведь тоже с этим геном.

— И я, — пожимает плечами Аиша, заметно более бодрая. Быстро же у неё настроение меняется. — Но спасибо тётушкам за это. Не могу обвинить их в том, что они недостаточно обо мне заботились.

— Как и мой дядя. Всегда учил меня и другим помогать, — говорит Энн по мере того, как проступает воспоминание. Откуда оно взялось — она даже не может сказать. Только видит, как проявляются очертания того дня, когда на весь Тоннель прогремел выстрел. В горле поселяется ком, а грудь слегка покалывает. Не думать об этом, не думать. Энн утыкается взглядом в серебристый пол. — А у Алекса был прекрасный брат, который никогда не давал его в обиду.

И снова все молчат. Энн никого не видит, кроме, разве что, расплывающегося перед глазами пола.

— Как странно понимать всё через столько лет, — слышится голос мужчины, щедро сдобренный тяжёлой усталостью и даже ноткой чего-то чёрного. давящего. Душный воздух сжимает Энн лёгкие.

Вот оно. Вот та простая истина, путь к которой занял у Энн столько времени, столько перезаписей памяти, что она и сама уже не могла отличить, кем являлась на самом деле. Энн она или не Энн?

Эмма.

Эмма, которая не хочет убивать. Что бы там ни было заложено в её ДНК, в каждой из миллиарда её клеток, суть одна — она может контролировать ситуацию.

Ей повезло с семьёй, ей повезло с близкими людьми, которые старались показывать ей лучшее. Она была окружена теплотой и заботой.

Но кому-то же с этим не везло, и тогда они сами искали тот свет, что им был необходим, сами. В других ли хороших людях, в чём-то ещё, но искали и находили. Нужные люди попадались им всегда. И неважно, как отличалась их цепь ДНК от других и где заключался тот самый «червь».

Они продолжали выбирать правильный путь и обязательно вознаграждались светом.

«Свети другим, и однажды, кто-то тоже подольёт масла в твой огонёк» — вспомнила Энн старую цитату из одной из дядюшкиных книг. Пыльных, обветшалых, но до того тёплых.

— Готово, — влетает в её ухо ненавязчивый голос Эдриана. И Энн знает, что делать. — Аиша, ты готова рассказывать?

— Давайте я сама им всё поведаю, — вставляет Энн и подходит к креслу, за которым сидит парень. Тот непроницаем. — Ты молодец, Эдри. И ты тоже, Аиша, — обернувшись через плечо, девушка мягко улыбается. Белая прядь выбивается из-за уха. — Но я справлюсь сама. В этот раз точно.

— Хорошо, тогда давай сначала запишем.

— Нет! — прерывает парня Энн и кладёт ладонь на ручку кресла. — Я же говорю, что справлюсь.

Нервы натянуты до предела. Пульс наверняка где-то около 120–150, и хорошо хоть основное электричество не работает. Хорошо, что хоть когда-то в самом центре Баланса можно говорить друг с другом и не бояться за последствия от часов.

Эдриан уступает ей место, а сам нажимает определённое сочетание клавиш на экране, за которым Энн не успевает уследить — воздуха всё ещё мало. Пока она ещё в сознании, надо сказать всё.

— Готово, — повторяет Эдриан.

У Энн не остаётся сил, чтобы встать, поэтому она остаётся в кресле. Поправляет камеру перед собой, проверяет изображение.

— Ты заменишь изображения Кэролайн и Гарольда на некоторое время, но я не уверен, что надолго. Электричество запасное, и скоро в этой комнате будет едва ли не сотня солдат, — ускоренным тоном сообщает Эдри. Волнуется? — Поторопись.

Небольшая пауза. Настройка сети. Кружочек на камере загорается зелёным. Энн видит своё лицо на экране. Мысли, соберитесь.

— Добрый день, дорогие жители Баланса. Это я, та самая Энн или Хелен, или… — запинается. Кто-то неподалёку наверняка кусает локти, и слышится нервный вздох. Она не привыкла говорить на публику, но неясно откуда всё-таки берутся силы. Пелена перед глазами отступает. — Ещё кто-то, под каким бы именем вы меня не знали. Я Эмма, и я поведаю вам о жестокости вашего «любимого» дома Баланса. Всё относительно, но просто послушайте, что я вам скажу. Как я сказала, зовут меня Энн, хотя люди, которые знают меня с самого рождения, в курсе, что это имя — одно из многих, что даровал мне Баланс в обмен на лучшую жизнь, — ядовито усмехается, неосознанно пародируя Алекса. — Все вы знаете, что самоубийство здесь — не грех, ведь к чему держать «лишнее»? Люди здесь вполне могут убить себя, если не могут быть с любимыми, если не могут общаться с теми, с кем хотят. Если вообще хотят с кем-то общаться, потому что любые чересчур длинные контакты запрещены, ведь, что если, всё приведет к образованию новой ячейке общества — семьи. И она, о ужас, породит ребёнка не с теми генами.