Геносказка

Гензель никак не мог спустить курок. Расстояние до Бруттино было невелико, мушкет был исправен, порох на полке оставался сухим, но его собственное тело под невинным и одновременно развратным взглядом Синей Мальвы стало вдруг непослушным, ненадежным. Кроме того, он знал, насколько проворно это уродливое деревянное существо. Двадцать шагов — слишком большое расстояние для верного выстрела. Стоило Синей Мальве взглянуть на него из-под пушистых синих ресниц, сердце нарушало привычный размеренный ритм, на лбу высыпала ледяная испарина, прицел начинал отвратительно прыгать.

Как чертов мальчишка… Гензель кусал губы, но ничего не мог с собой поделать. Синяя Мальва являла собой оружие совсем иного рода, с каким ему еще не приходилось сталкиваться и против которого у его тела не было никакой защиты. Способность трезво мыслить возвращалась к нему лишь на несколько секунд, и этого было явно недостаточно. Должно быть, в ее теле есть какие-то железы, способные выбрасывать в окружающий воздух особые секреции… Как их называла Гретель… Форо… Феро… Ему никогда не давались эти геномагические словечки.

Бруттино, казалось, откровенно забавлялся, наблюдая за ним. Не переменив за все время разговора позы, он лениво взирал на Гензеля, то поглаживая заточенный нос, то бессмысленно щелкая деревянными суставами.

— Ты ведь хочешь спросить меня, Гензель? Хочешь?

— Д-да…

— Ты хочешь спросить, зачем мне это.

— Да.

— Звери хорошо попируют завтра в полдень. Ты представляешь, как они набросятся на эту толпу уродцев, мнящих себя людьми? Тысячи голодных и свирепых генетических тварей, способных мгновенно встроиться в чужой хромосомный набор или за минуту растерзать чужие клетки? Это будет похоже на гигантскую генетическую мясорубку, которая пропустит через тысячи зубов весь ваш генофонд. Мучительная смерть и стремительные необратимые мутации, новые уродства и даже жизненные формы…

Бруттино на секунду мечтательно прикрыл глаза. Он был искренен, Гензель почувствовал это с ужасом, настолько искренен, насколько это возможно для нечеловеческого существа.

— Тысячи генетических хищников растерзают весь город за несколько минут. От них не спасут ни крепкие двери, ни оружие. Великолепная картина. Настоящий генетический армагеддон. А может, напротив, новое Сотворение! — Голос Бруттино теперь скрипел размеренно, как ритмично двигающаяся старая прялка. — Ваш генофонд превратится в хлюпающую кашу, из которой слепые мутации вылепят что-то новое. Быть может, настолько отвратительное, что вы позавидуете вчерашним мулам. А может, что-то столь извращенное в биологическом отношении, что оно попросту не сможет существовать. Разве это не прекрасно, Гензель? Настоящий геновзрыв. Генохаос. Геночума. Как знать, может, уже завтра весь Гунналанд будут населять не люди, а полуразумные грибы?..

— Или головастики… — пробормотал Гензель себе под нос.

— Что?

Гензель ощутил себя немного увереннее. Не настолько, чтобы спустить курок, но достаточно, чтобы выдержать тяжелый янтарный взгляд.

— Не суть важно. А о себе ты подумал, деревянный мальчик? Или думаешь, что уцелеешь в этом геноводовороте?

— Общество геноведьмы, кажется, мало что тебе дало. — В скрипучем голосе Бруттино прорезались покровительственные нотки. — Во мне нет человеческих генов, забыл? Я — растительная форма жизни. Жидкость из этих пробирок для тебя смертельный яд, но для меня не опаснее родниковой воды. Я могу пить из них, провозглашая тост за новое будущее человечества! Или того, что будет называть себя человечеством с завтрашнего дня…

— И что дальше? Станешь королем полуразумных грибов? К этому ты идешь, Бруттино?

Синяя Мальва ходила по лаборатории, делая вид, что не замечает его. Разгуливала меж пыльных лабораторных агрегатов, с любопытством рассматривая их и изредка трогая изящным пальчиком, затянутым в небесно-голубой шелк. Ее движения были мягки и грациозны, как у порхающей над свежим цветочным полем бабочки. Но при мысли о том, что она вдруг окажется возле него, Гензель испытывал одновременно и пьянящий восторг, и смертельный ужас.

Бруттино не обращал на нее ни малейшего внимания. И уж подавно никак не реагировал на разговор господин Перо, замерший на своем месте.

— С точки зрения геномагии, грибы мне более близкие родственники, чем люди. Думаю, я найду с ними общий язык. По крайней мере, они точно не смогут смотреть на меня свысока, свято полагая себя вершиной генетической эволюции.

Гензель облизнул губы, которые, оказывается, давно пересохли, но он только сейчас это заметил.

— Так вот что это такое, — выдавил он. — Теперь я понял. Я думал, это месть высокоразвитого и сложного существа. А это всего лишь обида капризного и злого ребенка.

У Бруттино не было мимических мышц, а лицо его своей выразительностью могло поспорить с деревянным чурбаном, но Гензель каким-то образом почувствовал его напряжение.