Генрих Гейне

С Европой-девой обрученСвободы гений прекрасный,И оба они обнялись и слилисьВ лобзании первом страстно.Хоть нет попа благодати тут, —Но не опорочен брак этим.Хвала невесте с женихом,А также их будущим детям.Гимн новобрачным — песнь моя,Песнь лучшая, иная.Восходят звезды высших тайнВ душе у меня пылая, —И звезды духа так буйно горят,Ручьями огня бушуя, —

Мне чудится, давно я окреп,Дубы разломать могу я.Лишь на немецкую почву я стал,Сок дивный проник мне в жилы —Притронулся к матери вновь великан,И опять в нем воскресли силы!

После патетического пролога — обычное снижение стиля. Снова мелькают «путевые картины», и с реалистическими деталями. Гейне изображает этапы путешествия на немецкую родину, совершенного им в 1843 году.

Правда, изображаемый Гейне путь не соответствует действительности. Он выехал из Парижа 21 октября 1843 года и ехал через Брюссель, Амстердам и Бремен. Этапы же пути, описанные в «Германии»: Аахен, Кельн, Мюльгейм, Унна, Тевтобургский лес, Падерборн, Миндан, Бюкебург, Ганновер и Гамбург.

С самой немецкой границы Гейне в путевых образах рисует Германию перед революцией 1848 года. Он начинает с показа таможни, которая тщательно следит за тем, чтобы за ее заставу не проникла «французская зараза»:

Обнюхали все, копались везде,В платках, рубашках, кальсонах:Искали и кружев, и ценных вещей,А также книг запрещенных.Что ищете в сундуке, глупцы?!Здесь нечем вам поживиться:

Та контрабанда, что я везу,В моей голове таится.

Попутно Гейне вскрывает настоящий смысл выдвинутого буржуазией лозунга о германском единстве:

«Союз таможен, — оказал сосед, —Народность нашу проявит:Раздробленный край наш родной он вновьЕдиным целым представит.Единством внешним он нас даритИ, так сказать, материальным,Единством внутри нас цензура снабдит,По правде идеальным, —Она единством внутри снабдит,И в чувствах и в помыслах. Нужно —Единой Германией ныне стать —

Единой внутри и наружно».

Новые экономические формы единства Германии не изменили, однако, внешнего облика Пруссии:

Все тот же дубовый и точный народ,Попрежнему их движенияПрямоугольны, а на лицеЗастывшее самомнение.

Взор Гейне останавливается на прусской военщине, на ее новом наряде, на высоком шлеме со стальной иглой:

Но я боюсь, что эта игла,Когда гроза настанет,На романтичные лбы огоньНовейших молний притянет.

С силой политического памфлета Гейне расправляется с прусской военщиной, монархической реакцией и католическими клерикалами.

Вот острая инвектива на прусского орла:

На вывеске в Ахене вновьЯ птицу встретил взглядом.

Мне ненавистную. ОнаМеня обдавала ядом.Эй, птица противная! Я тебяКогда-нибудь поймаю,Я перья выщиплю твоиИ когти тебе сломаю.Потом тебя я посажуВверх на жерди голой,А сам я рейнских стрелков созовуСюда для стрельбы веселой.И тот, кто птицу собьет с шеста, —Короной, скипетром властвуй,Ты, дельный муж, сыграем тушИ крикнем: «Король наш, здравствуй!»

После Аахена — Кельн, город, где высится громада недостроенного готического собора. Здесь вновь поднимаются со дна сердца романтические реминисценции, и Гейне удачно пользуется ими для патетики.

В Кельне вид недостроенного собора дает толчок к нападкам на поповскую реакцию. Гейне пророчествует, что придет тот день, когда Кельнский собор будет использован не для нужд одурачивания народных масс, а для других более реальных целей: