Генрих IV

Габриели устроили пышные, поистине королевские похороны. На сей раз никто не роптал, не возмущался чрезмерностью трат, с готовностью принося последнюю жертву ради «чудесного избавления». Было ли то чудо рукотворным или же ниспосланным свыше, навсегда останется тайной. Что же до Генриха IV, то он, облачившись в черные траурные одеяния, скорбел, и скорбь его вызывала всеобщее сочувствие.

Из огня да в полымя

Хотя Генрих IV еще целых три месяца носил траур, сменив лишь черные одеяния на фиолетовые, скорбь давно покинула его. Практически сразу же после смерти Габриели д’Эстре он предался своему обычному распутству, спутавшись сначала с одной известной в то время проституткой, затем с придворной дамой, мадам де Буэнвиль, а за ней — с фрейлиной, мадемуазель Клэн. Однако все это были невинные игры по сравнению с начинавшейся авантюрой: в мае 1599 года он встретился с той, отношения с которой стали его самой мучительной любовной связью, — с Генриеттой де Бальзак д’Антраг.

Если Коризанда, искренне преданная своему возлюбленному, была гранд-дамой с возвышенной душой, а Габриель д’Эстре — легкомысленной кокеткой, больше руководствовавшейся соображениями выгоды, чем любовью, то Генриетта д’Антраг, имея низкую, подлую душонку, в своем интриганстве и амбициях доходила до преступления. Если Габриель была глупа, то Генриетта — умна, образованна, но вместе с тем дьявольски коварна и злобна. Являясь дочерью королевской метрессы, Генриетта словно самой судьбой была предопределена для той роли, которую ей довелось сыграть в жизни Генриха IV. Ее мать Мария Туше, дочь то ли булочника, то ли помощника бальи из Орлеана, родила Карлу IX двоих сыновей, один из которых умер в младенчестве, а другой, бастард Валуа, впоследствии стал графом д’Овернь. Она вышла замуж за Франсуа де Бальзака, сеньора д’Антрага, государственного советника. Генриетта была его старшей дочерью. Она отличалась горячим нравом, была дерзка и остра на язык. Своими быстрыми ответами и репликами она могла заставить замолчать кого угодно, тем самым представляя собой прямую противоположность Габриели д’Эстре. Не будучи красавицей в прямом смысле этого слова, она брала своей живостью и миловидностью. Ее злой острый язычок не щадил никого, в том числе и короля. Еще до того, как стать любовницей Генриха IV, Генриетта д’Антраг осмеливалась прямо говорить ему, что не будь он королем, она не терпела бы его ни минуты, поскольку от него воняет тухлятиной. Слова отнюдь не пылко влюбленной! В ее характере удивительным образом перемешались такие качества, как дерзость и ласка, грация и скабрезность. Это была ядовитая и порочная оса, нарядившаяся ангелом.

Король сразу же подпал под ее живое, игривое очарование. Эта резвая брюнетка резко контрастировала с томной блондинкой Габриель д’Эстре. Поначалу он просто увлекся, но вскоре (такова уж была его натура!) загорелся всепоглощающей страстью, которую ему не терпелось удовлетворить. Но не тут-то было. Сознавая, какое влияние на короля она обрела, Генриетта не сразу поддалась его натиску, искусно изображая из себя само простодушие и наивность, в то время как папаша д’Антраг ожесточенно торговался, вознамерившись как можно дороже продать девственность своей дочери и в конце концов назначив цену за ее падение в 100 тысяч экю. Скупой в повседневной жизни, расчетливый в проявлениях собственного великодушия, Генрих IV был весьма расточителен, когда речь шла об удовлетворении его личных прихотей. Метрессы всегда стоили ему дорого, а с годами стали обходиться все дороже, ибо ни своей внешностью, ни манерами он не мог пленять женщин. Пришлось раскошелиться и на сей раз, к величайшему огорчению Сюлли, предпринимавшего воистину титанические усилия для решения проблем государственной казны. Запрашиваемая сумма была так необходима для оплаты швейцарских наемников ввиду предстоявшей войны с Савойей! Главный финансист заставил долго уламывать себя, прежде чем выделил требуемые 100 тысяч экю, не скрывая при этом своего неодобрительного отношения к очередному безумству короля. А тот, сконфуженно глядя на мешочки с золотыми монетами, изрек с ноткой сожаления в голосе: «Вот это, черт побери, будет славно оплаченная ночь!»