География гениальности. Где и почему рождаются великие идеи

Таким был Леонардо да Винчи: он искал проблемы. Да и проблемы искали его – побочного сына нотариуса по имени Пьеро. Кстати, на удивление многие деятели Возрождения были незаконнорожденными – в частности, Альберти и Гиберти. Для них, как и для Леонардо, это стало и проклятием, и благословением. Родись Леонардо в законном браке – он пошел бы по стопам отца и стал бы нотариусом либо юристом. Однако внебрачным детям не было хода в профессиональные гильдии. Леонардо не мог стать врачом или фармацевтом, не мог пойти в университет. К 13 годам большинство дверей были для него закрыты. Стало быть, он исходил из имевшихся возможностей, – «сила ограничений» в действии!

Впрочем, некоторые обстоятельства сложились в его пользу. У него не было братьев и сестер, а согласно исследованиям, единственные дети чаще становятся гениями. Психологи еще не объяснили данный феномен, но, быть может, родители уделяют таким детям больше внимания, больше вкладывают в них.

Кроме того, у отца Леонардо были связи во Флоренции. Он был знаком с Верроккьо и однажды показал ему наброски сына: мало ли, попытка не пытка. Джорджо Вазари, знаменитый биограф художников Возрождения, сообщает: «Пораженный теми огромнейшими задатками, которые он увидел в рисунках начинающего Леонардо, Андреа поддержал сера Пьеро в его решении посвятить его этому делу и тут же договорился с ним о том, чтобы Леонардо поступил к нему в мастерскую»[36]. Мальчика не пришлось уговаривать.

Понятно, что подростку с подозрительной родословной жизнь в мастерской не казалась медом. Новичка отрядили заниматься самой неблагодарной работой – чистить цыплячьи клетки и подметать полы. Надо полагать, он не оплошал, поскольку вскоре его повысили: позволили склеивать доски и смешивать краски. И на этом его подъем по лестнице боттеги не остановился.

– Хочу вам кое-что показать, – говорит Юджин.

Теперь мы сидим в одном из его любимых кафе, потягиваем вино и получаем удовольствие от удовольствия. Он включает iPad и открывает репродукцию картины Верроккьо «Товия и ангел». На ней ангел (с нимбом и крыльями) и молодой Товия держатся за руки, причем Товия с восхищением смотрит на ангела.

– Очень красиво, – говорю я, осознавая, что содержательность моей реплики оставляет желать лучшего.

– Да, но взгляните на рыбу.

Я не заметил этого сразу: Товия несет на веревочке свежепойманную рыбину. Всматриваюсь внимательнее. Даже моему дилетантскому взгляду очевидна виртуозность. Рыба как настоящая.

– Ничего себе! – глубокомысленно замечаю я. – Весьма неплохо!

– Вот именно. Слишком неплохо для Верроккьо.

Может, у него был удачный день? Чего на свете не бывает. Серена Уильямс проигрывает трехсотой ракетке. Унылый графоман выдает кусок шекспировской прозы.

Нет, говорит Юджин. Рыба выглядит слишком хорошей для Верроккьо, поскольку действительно слишком для него хороша. Ее нарисовал не он. Это сделал его молодой помощник Леонардо да Винчи, которому в ту пору было 18 лет.

Стоп. Задумаемся на миг: ведь Верроккьо был не только дельцом, но и художником и к тому же человеком гордым. Как же он поручил столь важную деталь картины безвестному юноше из деревни? С какой стати? Судя по всему, он уже понял, с талантом какого масштаба имеет дело, а потому поступился своим эго и позволил протеже участвовать в работе: не только держать кисти или принести стакан вина, но прикоснуться кистью к дереву (на холсте еще не рисовали).

Этот поступок настолько удивителен, что дух захватывает. Вы можете вообразить, что Хемингуэй разрешил бы ассистенту включить свой абзац в рассказ «Старик и море»? Или что Моцарт позволил бы подмастерью сочинить несколько тактов «Реквиема»? Однако для мастерских Флоренции совместные усилия были в порядке вещей.

Возрождение было в большей степени командным усилием, чем нам представляется. Даже звезды первой величины были частью созвездия, частью неба. Искусство было коллективным предприятием и принадлежало всем. Ни один флорентийский мастер, даже такой замкнутый, как Микеланджело, не творил только для себя. Люди делали это для города, для церкви, для потомков. Подлинная гениальность не сугубо частное дело. Она всегда ориентирована на общество. В ней человек переступает собственные рамки.

Конечно, термин «формирование команды» удивил бы Леонардо и его коллег. Однако именно этим они и занимались. Причем, в отличие от нынешних корпоративных проектов, отношения в мастерской Верроккьо были очень органичны. Живя и трудясь рука об руку, люди не могли не знать друг друга. Они не старались быть «креативными» – они просто жили.