География одиночного выстрела

Ангел даже испугался, подумав, что тут без дьявола не обошлось. Однако все это были лишь люди со своим скарбом, да животные домашние, копыта и морды которых были обвязаны тряпками во избежание шума. Лица людей рассмотреть было трудно, да и не пытался это делать ни ангел, ни дезертир, ни беглый колхозник, знавший путеуказующую звезду. Съели они быстренько хлебца с маслом, которые им два красноармейца, Федька и Трофим, передали, а потом уже все вместе за звездою тронулись.

Шли долго, почти до рассвета. Иногда посреди поля оглядывался ангел посмотреть, сколько за ним народу идет, и видел, что много. Шли все молча, и только иногда кто-то из присоединившихся вполголоса ругал свою скотину, вдруг почему-то заупрямившуюся, и стегал ее чем-то в темноте невидимым: или плеткой, или просто веткой оголенной.

– Стой! – скомандовал беглый колхозник, когда небо с одного краю засветилось неночными красками. – Тута переждем!

Было это в лесу. Все шедшие поусаживались на земле, развязали котомки и узелки, стали отдыхать и перекусывать. Бабки и женщины потянулись руками к коровам – молочка захотелось. Тут же и дойка началась. Кто-то из мужиков самогонки вытащил и стал ходить среди присевших, спрашивая, кто их всех в Новые Палестины ведет. Так дошел он до дезертира, который ткнул пальцем на беглого колхозника, сказав: «А вон этот, Архипка наш, ведет». Тогда мужик присел рядом.

– Давай, Архипка, выпьем на дорожку! – сказал.

– Не Архипка я, а Степан! – проговорил беглый колхозник, однако сразу же взял у мужика бутыль и отхлебнул несколько глотков из удивительно широкого горлышка.

– А мне неважно, Архип ты али Степан, – заговорил теперь мужик, прикладываясь к бутыли и делая маленькие глотки. – Мне важно, что есть такой человек, что может всех нас вывести отседова!

Ангел сидел рядом и краем уха слушал разговор.

Светало. Гасли звезды, покрываемые более ярким солнечным светом. Щебетала природа на разные птичьи голоса. И, как ни странно, человеческие голоса тоже хорошо и плавно вплетались в природные шумы, и речь теряла свою членораздельность и понятливость, превращаясь в что-то обозначавшие звуки, отличимые большей частью интонациями и не такие разнообразные, как слова и буквы, произнесенные раздельно.

Ангел вдруг заметил недалеко от себя светловолосую девушку, занятую необычным для сельских жителей занятием – она просматривала какие-то книги, расскладывая их прямо на траве без всякой подстилки. Видно, он так на нее смотрел, что и она почувствовала взгляд, и тоже посмотрела на него, улыбнулась смущенно и снова вернулась к книгам, которые тут же сложила в стопочку и перевязала несколько раз бечевкой.

Воздух прогревался под солнцем, и можно было ощутить, как испаряется с земли ночная влага. Некоторые осмелевшие лесные птицы уже не пели, а кричали, да и люди, отдыхавшие после ночной дороги в лесу, говорили теперь, при ярком солнечном свете, громче, так, словно разговаривали они стоя далеко друг от друга.

Глава 15

Когда закончилась пурга – Добрынин не знал. Может быть, пока он спал, лежа на полу возле разгоряченной печки-буржуйки, может быть, до того. Просто в ушах у него постоянно гудело, завывало, и он не то, чтобы привык к этому, но просто устал обращать внимание на слуховую сторону жизни. И вдруг стало тихо. Хотя тихо наверняка стало раньше, а в тот момент именно вдруг стало тихо в ушах у Добрынина, и он, не понимая, куда исчез шум, поднялся, зажег керосиновую лампу, наклонился к темному окну. Беспокойство и непонимание сменилось радостью – кончилась пурга, а значит теперь наверняка вернутся летчик и Федор, оставшиеся, наверно, пережидать стихию на военном складе. Кончилась пурга, и значит приедет за ним обещанный комсомолец Цыбульник и отвезет его в город, где начнется наконец его служение Родине, где он сможет по-настоящему работать, на совесть и от души.

Павел поставил на печку наполовину заполненный водой чайник. Керосин в примусе закончился, а где его брать в самолете, Добрынин не знал. Но чай ему уже надоел, и он хотел просто горячей воды, горячей или хотя бы теплой. А печка как раз была горячая.

На столе по-прежнему была разложена незаконченная «доминошная колбаса». Теперь-то они доиграют. Главное, не забыть, что у кого-то из товарищей скрывается костяшка «пять-два». Хотя возникла в голове Добрынина не совсем честная мысль: а что, если, пока их нет, подсмотреть? Конечно, это нехорошо, – соглашалась совесть народного контролера. – Ну и что? – думал сам контролер. Он же не собирается их обманывать, менять им кости, он просто хочет узнать точно – кто выиграет, он или тот, у кого есть «пять-два». И руки сами потянулись к костям летчика, уложенным черными рифлеными спинками вверх. Там нужной костяшки не оказалось, и Павел все понял. Теперь было ясно, что именно он выиграет эту игру. И это добавило в его душу радости и спокойствия.

Было тихо.