Лоцман с загорелой бритой головой спокойно, как бы щеголяя своим умением, направляет нос кунгаса прямо на валун. Чуть уловимое движение рулем вправо или влево — и кунгас проскакивает мимо валуна в такой опасной близости от него, что, если бы кто-нибудь из нас протянул руку, она бы зацепилась о камень.
— Ты, паря, не фасонь, а то посадишь кунгас, — не выдержав, делает замечание сидящий на носу Федор Иванович.
В присутствии Наташи и Веры я чувствую себя несколько смущенно в ободранной робе, всячески стараюсь прикрыть руками свои голые колени, но этим, видимо, лишь обращаю на себя внимание наших спутниц, которые насмешливо наблюдают за моими отчаянными попытками.
Наташа, весело смеясь, сообщает мне последние новости, рассказывает о себе:
— Прямо со школьной скамьи меня назначили начальницей большой партии. Пока добралась до сплава, одно неожиданное таежное приключение за другим.
Мимо мелькают крутые берега. Снизу они заросли густым лесом, а выше по склонам поднимается вечнозеленый стланик.
— Вправо! Вправо бери! Камень! — вдруг истошным голосом кричит, видимо, вздремнувший Федор Иванович.
Рулевой хватается за весло, но уже поздно — наше суденышко с разгона налетает на чуть покрытый водой валун. Кунгас резко останавливается, и мы все падаем на дно.
Под напором воды кунгас накренился на левый борт, туда же невольно бросились люди. Вода с веселым плеском хлынула через борт.
— Все на правый борт! Выравнивай кунгас! — кричит пришедший в себя Федор Иванович. Через секунду кунгас чуть выравнивается и со скрежетом соскальзывает с камня. Плывем дальше…
— В кунгасе течь! — испуганно кричит Наташа, взглянув на растекающуюся между вьюками воду.
И в самом деле, кунгас довольно быстро наполняется водой, несмотря на то, что Федор Иванович торопливо вычерпывает ее ведром. Девушки, бросив грести, помогают отливать воду кастрюлями.
Берег близко. Вот уже под дном зашуршала галька, и полузатонувший кунгас плотно, садится на мель, метрах в десяти от суши.
Конвейером передаем на берег подмоченный груз.
— Ловко! — смеясь, говорит Наташа. — Все пороги проплыли благополучно, а тут — на тебе! На спокойном месте чуть не утонули. Еще бы немного — и пускать бы нам с Верой пузыри в воде, пловчихи-то мы с ней никудышные…
Отремонтировали кунгас, подсушили груз. Плывем дальше.
— Я закончила Московскую горную академию, — рассказывает Наташа, — практику проходила на Байкале и в Забайкалье на полиметаллах. С поисками золота я сталкиваюсь впервые. У нас в академии, к сожалению, мало уделяли внимания поискам и разведке полезных ископаемых. Теперь ужасно боюсь, что пропущу, не найду металла в своем районе. Одна надежда на опытного Федора Ивановича, — вздыхает маленькая: начальница партии. — Но скажите, почему все же он отказывается от компаса? Как же он тогда ведет съемку местности?
— А это раньше делалось просто, — объясняю я ей. — Хозяин отправляет на поиски золота старого, опытного таежника. Тот имеет право делать заявки на площади, разумеется, на имя хозяина. Сам же таежник получал 100–120 рублей с каждого добытого пуда золота на открытых им площадях. Поисковики двигались в тайгу по солнцу и, конечно, весьма приблизительно рисовали свой «маршрут». Те, кто поопытней, сразу же искали долины, где есть «спутники золота» — кварц и гранит. Летом пробы брали лотками, зимой пробивали несколько шурфов и, если было что подходящее, долину столбили. Ставили столбы через пять верст. Крадучись от конкурентов, закапывали около каждого три тайных нетленных знака: уголь, монету и еще что-нибудь. И сломя голову мчались с заявками в ближайший горный округ, а потом к хозяину. Хозяин интересовался только золотом, геология и составление карт его меньше всего интересовали. Поэтому и приходится сейчас посылать на Амур и Забайкалье геологические съемочные партии в старые выработанные районы.
— И очень часто эти партии находят много интересного, — вставляет Наташа.
— Конечно, прежним поисковикам вроде Федора Ивановича трудно было работать. Но у них есть громадный опыт. Как определить перспективные места для разведки? Как взять пробу? Это умение не всегда может заменить теория…
— Смотрите! Смотрите! Вон направо, в устье речки остановились наши! На ночлег причалили, видно, — кричит Вера, показывая на белеющие вдали маленькие, как спичечные коробки, кунгасы. На берегу горело несколько костров. Трепетали на ветру палатки.
— Видимо, это устье реки Нерючи, — глядя на карту, говорю я, — Здесь еще не работала ни одна экспедиция.
— Ой, как интересно! — оживляется Наташа. — Иннокентий Иванович, миленький, я вас очень прошу — возьмем несколько проб, и вы научите меня мыть на лотке.
Ну как тут отказать? Причаливаем к стоящим у берега кунгасам. Со всех сторон сыплются вопросы:
— Почему отстали?
— Аварию что ли потерпели? Как это вы умудрились?
— К нам пить чай! — приглашает меня в свою палатку Цареградский. — Ну, я вижу, вы молодцом! Благополучно одолели хребет?
За чаем Валентин Александрович и Мария Яковлевна наперебой расспрашивают меня о наших злоключениях. Я коротко рассказываю. Цареградский хохочет.