Читаем Геологи идут на Север полностью

— Но что еще любопытнее, — частит Шаталов, разделываясь с последним хариусом, — по дороге к Дебину добросовестный Леонид Снятков бегло опробовал долину Ат-Уряха и обнаружил богатейшие месторождения. Сейчас туда отправлен опробовательский отряд Сергея Лапина. Уверен, что здесь мы тоже найдем металл, тут как раз должна пройти основная рудоносная зона. А вот ваша экспедиция, по-моему, идет далековато. Можете выскочить за пределы зоны, и придется вам ее перехватывать где-нибудь на Индигирке…

Мы дружно смеемся, но в душе уверены в успехе.

Через несколько дней все кунгасы экспедиции причаливают в устье Среднекана. Здесь к нам присоединяются остальные члены экспедиции, двигавшиеся по суше: наши женщины и высокий, кудрявый, застенчивый, как девушка, молодой геолог Юрий Трушков.

Первое июля. Жаркий летний день. Все кунгасы экспедиции уже вторые сутки стоят против якутского поселка Сеймчан. Хребет Черского, Утинка и Среднекан остались позади.

Из Сеймчана от экспедиции отделяются две геологоразведочные партии Юрия Трушкова и Наташи Наумовой. Они проведут маршрутную съемку реки Сеймчан и через водораздел должны будут пройти: одна партия — по реке Омулевке, а другая — по реке Ясочной и Поповке до Верхне-Колымска — предполагаемой базы экспедиции. Основная часть экспедиции должна продолжать сплав до Верхне-Колымска.

Выгружаем с кунгасов груз для уходящих партий.

— Завтра вы отплываете дальше… Как-то не верится, что наше плаванье уже окончено, — грустно говорит Наташа, срывая цветы шиповника.

— В работе время пролетит незаметно, — утешает ее Вера.

— А зимой мы соберемся все вместе и будем обрабатывать материалы, — бодро подхватывает Мика.

Местные жители от мала до велика собрались около кунгасов. Они впервые видят так много русских «нюча». В особенности их привлекает наше экспедиционное «подсобное хозяйство» Мы везем с собой кур, гусей, уток и пару свиней. Всю эту живность они тоже видят впервые и со страхом отбегают в сторону, когда на них бросается наш воинственный Петька, защищая своих кур.

Мы отправляемся в центр Сеймчана, чтобы договориться с правлением колхоза насчет лоцмана и аренды лошадей на лето для работы в экспедиции. Сеймчан — это селение, состоящее из двух десятков юрт, привольно раскинутых на протяжении тридцати пяти километров в Сеймчанской впадине — широкой долине с тучными лугами и кочковатыми болотами.

Хорошо утоптанная тропинка вьется среди цветущего шиповника. По сторонам стоят высокие лиственницы, вдали раскинулись живописные березовые, ольховые и тальниковые, рощицы, среди которых видны черемуха и рябина.

— Благодатные места. Совсем как на «материке»! Распахать бы их! — восхищаются мои спутники. — Вот только проклятущие комары, ни днем, ни ночью от них покоя нет.

— Через десять дней комаров еще больше будет. Тучей будут летать, — говорит наш попутчик старик якут, местный житель. — Чистое наказание! Скот тогда только ночью пасти можно. У дымокуров будем спасаться.

Подходим к юрте, где помещается контора колхоза. Договариваемся насчет лоцмана. Колхоз охотно дает в аренду экспедиции лошадей. Все материальные и организационные вопросы решены без затруднений.

— Ну, а теперь вы поплывете до Верхне-Колымска — пункта, где закончил свой сухопутный маршрут Черский. Там вы начнете со своей партией площадную съемку, только, как говорится, в обратном направлении маршрута, — улыбаясь, говорит мне перед отплытием Цареградский. — Получите еще и особое задание, но об этом поговорим на месте, — загадочно заканчивает он.

На следующее утро мы, счалив попарно кунгасы, плывем дальше по тихой многоводной Колыме. Наша флотилия идет по глубоким, не замерзающим даже зимой плесам, «сеймам», от которых и произошло название поселка Сеймчан.

Ниже Сеймчана на протяжении ста километров Колыма течет в узкой долине, пересекая предгорья хребта Черского. Здесь неожиданно встречаем пароход, который впервые идет из бухты Амбарчик с грузом для приисков. В ответ на протяжный приветственный свисток парохода мы даем салют из ружей. В прибрежных скалах гулко перекатывается эхо.

Там, где Колыма сворачивает к северо-востоку, она становится широкой, со множеством островков, густо заросших лиственничным и тополевым лесом.

Здесь встречаются высокие с беловатыми стройными стволами чозении «Кореянки» — один из видов ивы, заросли красной и черной смородины, которую местные жители именуют амурским виноградом, или «охотой».

Почти все острова окаймлены гибким тальником, на котором белесыми полосами виднеется засохший ил — следы весенней полой воды.

Вспугиваем выстрелами плавающих по реке уток. Пробуем ловить рыбу прямо с кунгасов, но неудачно — рыба не клюет. Загораем на солнце — посредине реки почти нет комаров.

Мы стараемся плыть за передним лоцманским кунгасом, но несколько раз основательно садимся на мель. А когда в погоне за лоцманом наши спаренные кунгасы попали в залом и их чуть не перевернуло, мы, махнув рукой на лоцманский кунгас, плывем там, где меньше шансов сесть на мель или попасть в залом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза