Геологическая поэма

— Ну, сейчас не то время — даешь, мол, сырье любой ценой. А хотя… — он чуть подумал, озираясь. — Можно было б и поставить добычу. В полный рост. Скажем, соорудить канатную дорогу — и от винта!

Валентин мельком глянул на него, весело оживившегося, и как бы про себя произнес:

— Можно-то можно, но… мне кажется, это достояние потомков. — И пояснил в ответ на вопрошающий взгляд Романа. — Не надо вести себя так, будто мы последнее поколение на земле.

— Идешь ты пляшешь! — восхищенно хохотнул Роман и поглядел на студентку, приглашая разделить с ним веселье. — А как же ты сам с этим своим месторождением? Его-то и надо бы оставить потомкам: разбирайтесь, гаврики, у вас лобик пошире нашего!

Валентин отрицательно мотнул головой.

— Нет, старик, тут… тут совсем другое. Предположим, мы все-таки научились вполне надежно засекать месторождения «слепых» руд, — тогда после нас остается отработанная методика, верно? Как от предыдущих поколений нам досталась, скажем, технология выплавки чугуна и стали.

Роман бросил на него короткий непонятный взгляд и ничего не сказал. Физиономия у него сделалась серьезной. Запоздало осознав явную «казенность» ненароком вырвавшейся фразы, Валентин смутился, помрачнел.

— Ну… это я для примера, — буркнул он и сразу заторопился. — Ладно, хватит трепаться, пошли в поселок. Там ждет добрый дяденька Лиханов, который обещал лошадей.

7

Хмурый, а точнее даже злой, Василий Павлович Субботин вышел из шатровой десятиместной палатки, из своей, так сказать, командирской резиденции. Для пробы легонько изогнулся в пояснице, охнул и шепотом выругался. Затем поправил закрывающую левый глаз черную повязку, сделанную из сатинового мешочка для образцов горных пород, глянул вокруг строгим хозяйским оком и вмиг приметил непорядок.

— Ермил! — рявкнул он. — Завхоз, ты где?

Из расположенной поодаль палатки тотчас же выскочил юркий, неопределенного возраста мужичок в ватной безрукавке, на голове — крохотная кепка-восьмиклинка, в руке — сапожное шило, в другой — кусок дратвы.

— Вот он я, Василий Палыч, туточки!

Широко шагая, начальник партии подошел к лежавшим у воды резиновым лодкам и ткнул одну из них ногой в толстый свинячий бок.

— Сколько можно повторять: накрывайте брезентом! Портится же резина от солнца!

— Счас, Василий Палыч, счас! Сделаем!

— Стой! — удержал начальник ринувшегося было прочь завхоза, опустился на корточки и внимательно оглядел мясистые резиновые проушины, служащие уключинами. Одна из проушин оказалась немного надорванной.

— Ар-р-харовцы! — загремел начальник. — Ничего не умеют беречь! Босяки, бичи! А ты куда глядишь? Ты завхоз или разгуляй покровский?

— Да ведь…

— Немедленно починить!

— Сделаем, сделаем.

— Людей за рыбой послал?

— Двоих, Василий Палыч, двоих, самых ушлых. Балдакова и этого… Должно, вот-вот уж вернутся.

— Баня как?

— Камни насквозь прогрелись, аж красные. Сейчас только жар поддерживаем.

— Ну, гляди… — заметно смягчаясь, проговорил начальник и посмотрел на клонившееся к закату солнце. — Скоро уж Валентин с московским гостем должны появиться. Или не успеют сегодня, как полагаешь, Ермил?

— Это Данилыч не успеет? Да коль он пошел, его черт не удержит, — завхоз хихикнул, совершил телом какое-то извилистое движение, и морщинистое лицо его собралось в кулачок. — Гость — это хорошо, это всегда пожалуйста. Данилыч-то, поди, догадается прихватить с собой мало-мало..

Ох, не говорить бы ему этого, не наступать начальству на больную мозоль. Завхоз и повариха Катюша были виновны в разбазаривании экспедиционного спирта — разбазаривании, которое произошло как-то само собой, по вдохновению, и, никакого предварительного сговора или умысла тут не было. Пару недель назад начальник партии отправился с отрядом снимать наиболее удаленную часть запланированной на этот год площади. Перед уходом он передал поварихе, которая оставалась на базе, весь запас спирта, что-то около полутора литров, с наказом расходовать понемногу и только в целях сугубо лечебных — мало ли что случается в поле. У Катюши и в мыслях не возникало ослушаться строгого начальника, и со спиртом, наверно, ничего бы так и не случилось, хотя завхоз не раз делал поползновения, ссылаясь на свои ревматизмы и разного рода прострелы в пояснице. Однако не кто иной, как нечистый, подстроил, должно быть, так, что ненастным вечером, буквально за день до возвращения начальника, на базу вернулся отряд горных рабочих — семь здоровых мужиков во главе с прорабом. Завхоз тут же настрополил их соответствующим образом, а сам с потиранием рук, со смешком, с многозначительным покашливанием подступил к Катюше, говоря, что обогреть «наших бедных горнячков» — святое дело, и сам Василий Павлович, будь он здесь, всецело одобрил бы подобное мероприятие. Тут уж повариха сдалась и вынесла бутылку, за которой вполне естественным образом, под смех и шутки, последовала вскоре и вторая, а там уж вроде бы и оставлять стало нечего — что с нее толку, с одной-то? Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец!..