— А если так, — заключил шейх, — то никакой ты не волшебник!
Чародей Клод-Луи Бертолле, открывший впервые в мире динамику химических превращений, причем именно на египетской земле, был посрамлен.
Не повезло и искусному механику Конте, соорудившему и запустившему в небо шар-монгольфьер. Ученые думали, что арабы будут удивлены этим чудом науки и техники. Но здесь Монжа и его друзей ждало разочарование. Жители города не заметили чуда.
Главной целью ученых было, разумеется, не просвещение арабов, а исследование страны. И в этом они преуспели. Монж, Бертолле, Денон и Фурье были, так сказать, мозгом научной экспедиции. Руками же ее были молодые исследователи, которые с рвением необычайным приносили и приносили в здание Каирского института новые материалы. Так в хорошей пчелиной семье рабочие пчелы собирают за одно лето достаточно нектара, чтобы к осени была уже не одна семья, а две.
Каирский институт сделал гораздо больше, чем свойственно самой хорошей научной семье. Его материалов хватило на несколько лет работы. Да и не здесь ли, в Египте, глядя на работу Монжа и его сотрудников, Бонапарт впервые подумал о символе его будущей империи — неутомимой пчеле!.. Не здесь ли окончательно укрепится в нем вера в науку и любовь к ученым, которая сохранится до последнего дня его жизни!
Неужели вы их бросите?
Казалось, ничто не предвещало беды. Институт работал вдохновенно и слаженно. Население города занималось своими делами и исправно выполняло предписания Великого дивана, руководимого комиссарами Монжем и Бертолле, и указаниями Каирского дивана, которым руководил гражданин Фурье, талантливый математик… И вдруг 21 октября 1798 года Каир взбунтовался. Все посты и караулы оказались перебиты и перерезаны, а здание главного штаба разграблено и полностью разрушено.
Огромная толпа окружила со всех сторон дворец, в котором размещался Каирский институт, грозя немедленной расправой всем, кто укрылся за тонкой решетчатой садовой оградой. Ученые жили настолько мирными намерениями, что у них не было ни ружей, ни пушек, ни вообще какой бы то ни было охраны или средств обороны.
И ряды дрогнули: часть ученых, литераторов и художников подалась к дверям в расчете на спасение. Однако на пути беглецов внезапно возникла рослая фигура, простершая руки вперед.
— Стойте!
Короткий возглас и решимость, которая чувствовалась в человеке, стоявшем на пути бегущих, остановили их. Перед людьми, на какое-то время потерявшими самообладание, стоял Монж, руководитель института.
— Неужели вы их оставите? — спросил он, — Неужели вы бросите эти приборы, эти драгоценные аппараты… Неужели вам не дорого то, что вы сделали j и еще сделаете?.. Ведь если вы убежите на улицу, толпа тотчас же ворвется во дворец и уничтожит все это!
Слова ученого остановили молодежь. Все вернулись в здание. Монж немедленно организовал оборону теми средствами, что были в распоряжении ученых. Соорудив у всех входов баррикады, они вооружились импровизированными пиками, острием которых нередко были части научных приборов, и заняли круговую оборону.
Два дня длилась осада. Ни та, ни другая сторона не предпринимала решительных действий… На третий день атмосфера разрядилась. Генерал Дюма, отец романиста и дед драматурга, по приказанию Бонапарта безжалостно разметал восставших огнем своих пушек. Когда «смутьяны» попытались укрыться в мечети, он обрушил огонь и на храм — точь-в-точь, как поступил сам Бонапарт во время роялистского бунта в Париже. Воля восставших была сломлена.
К чести Бонапарта, не как личности, а как поли-1 тика, надо отметить, что он не устроил жестокой расправы над восставшими. Даже руководители восстания были помилованы. Ему необходим был надежный тыл во время похода в Сирию, который он планировал. Каирцы пришли к Бонапарту с повинной, и он им жаловал «аман», что означало прощение.
Восстание, которое грозило превратить всю французскую колонию в руины, натолкнуло главнокомандующего на мысль обратиться к своим коллегам-ученым с важным вопросом: как построить в стране, где нет леса, новые здания и сооружения, особенно такие сооружения, как морские суда? Ученые дать ответа не смогли.
— Египет сегодня не имеет, — сказал Бонапарт, — да и никогда не имел на своей земле строевого леса. Горы, которые его окружают, совершенно голы. Значит, нужно добывать лес в Абиссинии. Там горы покрыты высокими деревьями. Если бросать деревья в Нил, они достигнут порогов через две недели. А во время высокой воды они придут и сюда. Так мы получим балки для наших построек и мачты для наших судов… Фараоны вряд ли поступали иначе.
Монж, как и все присутствовавшие, был восхищен проницательностью Бонапарта, которая вскоре полностью подтвердилась. Жомар нашел на одном из памятников в Фивах барельеф, на котором был изображен египетский воин, заставляющий туземцев рубить в горах высокий лес.