«Занимательно было смотреть, — пишет один из очевидцев, — как солдаты выстраивались на берегу, становясь мишенью для англичан, и лишь только успевали вызвать стрельбу с судов, кидались наперегонки за бомбами». Собрав все свои пушки и мортиры, все свои и чужие ядра, Бонапарт пробил-таки бреши в укреплениях и приготовился к штурму: он спешил, ибо хорошо понимал, насколько серьезно подрывает его престиж этот захудалый городишко. Он созвал военный совет, чтобы спросить мнение своих генералов. Все согласились с Бонапартом. Один лишь Клебер молчал. Когда же Бонапарт в упор спросил генерала о его мнении, тот ответил: «Конечно, кошка пройдет через такую брешь…» Бонапарта возмутило столь неприятное и резкое суждение, но не остановило его. Главнокомандующий приказал идти на штурм.
Борьба началась ожесточенная. Выражаясь словами того же Клебера, турки бились, как христиане, а христиане — как турки. Невзирая на всю свою храбрость и ловкость, французы были вынуждены отойти с большими потерями.
Осада провалилась. Ни хитроумные подкопы и подрывы больших зарядов, ни артиллерийский обстрел, ни дерзкие атаки успеха не дали. В тяжелом бою получил смертельную рану и скончался начальник инженерных войск Кафарелли, руководивший всеми саперными работами. В полубессознательном состоянии лежал в палатке тяжело больной Монж. Лихорадка ли, чума ли, другая ли болезнь его свалила — толком не знали. Полное физическое истощение и тяжелое моральное состояние своего друга видел Бертолле и потому переселился в его палатку. В течение трех недель знаменитый химик, пренебрегая опасностью заразиться, не отходил от постели знаменитого математика. Больного ежедневно посещал Бонапарт. Видимо, он помнил о том обещании, которое дал в Париже супруге Монжа: «…Я не отпущу его от себя ни на шаг…» Он даже начал издавать специальные бюллетени о действиях армии и о ее успехах настоящих и мнимых, чтобы поднять дух Монжа и как-то помочь медицине.
Дело, однако, если и шло на поправку, то очень туго. Неудачи войск, безуспешно осаждавших крепость, усугубляли страдания математика. Как инженер, отлично знающий фортификацию, Монж видел, что давно истекли сроки, которые могла бы выдержать сухопутная крепость при правильной осаде. Здесь же перед Бонапартом была крепость, неустанно снабжаемая с моря. Осаждать ее можно целую вечность.
Увидев бесперспективность и даже опасность дальнейшего пребывания своих войск у стен Акки, когда можно было ожидать появления в Египте новых турецких армий, Бонапарт снял осаду.
«Этот дьявол Сидней Смит испортил всю мою карьеру, — говорил он впоследствии, — Если бы я овладел Аккой, я надел бы тюрбан и нарядил бы мою армию в широкие шаровары… Я стал бы императором Востока и пришел в Париж через Константинополь!»
Капитан Сидней Смит и в самом деле был калач тертый. Этот человек со складом характера, не менее авантюрным, чем у Бонапарта, провел жизнь, полную приключений. Он служил в английском, шведском и турецком флоте, воевал в Америке и во Франции, сидел и в парижской тюрьме и в английском парламенте… Через полтора десятка лет после осады Акки, когда речь шла о дележе империи Наполеона, он выступал в Вене как представитель Швеции, уже будучи адмиралом.
Захудалый городишко Акка, «эта песчинка», из-за которой рухнули завоевательские планы Бонапарта, осталась в истории самой восточной точкой, до которой ему удалось добраться.
Обратный путь в Египет был ужасен. Сто двадцать часов ходьбы по пескам среди ужасающего зноя. Именно ходьбы, потому что Бонапарт приказал всем спешиться и сам шел пешком. На лошадях везли раненых. А тех, что болели чумой, оставили умирать в пустыне. Так окончился этот поход Бонапарта. Он обошелся завоевателю Востока в три тысячи солдатских жизней.
В Каир вошли под гром пушек и музыку оркестра. Каждый солдат выглядел молодцевато и нес пальмовую ветвь… На театральные зрелища великий полководец был большой мастак.
Приказа не было
— Фортуна! Не оставь меня и теперь! — воскликнул некогда генерал Бонапарт, первым спрыгивая на африканский берег. И фортуна благоволила корсиканцу.
Ей же, видимо, было угодно, чтобы он первым и покинул Египет, бросив свои войска и уже бесперспективное дело колонизации этой богоспасаемой земли. Армию он оставил на попечение генерала Клебера, от которого ухитрился скрыть даже факт своего внезапного отъезда во Францию. Клебер получил от Мену пакет с приказом о своем назначении главнокомандующим восточной армией, когда Бонапарт был уже под парусами.
Отъезд походил на бегство. Но ведь своевременное бегство — победа! Так по крайней мере говорили турки. И вполне может быть, что именно этой пословицей руководствовался Бонапарт, когда отдавал приказ контр-адмиралу Гантому подготовить к походу два фрегата, ничего не говоря о целях приготовления. Люди, которых он решил взять с собой, получили запечатанные письма, их надлежало вскрыть в определенный час в определенном месте на пустынном морском берегу.