Георгий Данелия

Помимо прочего, в ранних фильмах Данелии почти всегда присутствует какой-либо смешной, шуточный музыкальный номер. Об одном из таковых часто вспоминал Канчели: «Вы знаете, в фильме “Не горюй!” есть один эпизод, где у главного героя Вахтанга Кикабидзе, врача, дома кутеж. Играет шарманка, скрипка, и одну ноту берет на пианино сам врач. Все мои коллеги, после того как фильм стал популярным, говорили мне, что это самое лучшее, что есть в этом фильме, хотя там очень много моей музыки. А все дело в том, что, когда этот эпизод записывал Данелия, меня не было в Тбилиси. Это он придумал. А меня за это хвалят».

Аналогичные музыкальные забавности нетрудно приметить и в других картинах. Песня «Я шагаю по Москве» в исполнении хора завода безалкогольных напитков — в «Тридцать три». Дикая пляска Короля и Герцога под развеселую квазирок-н-ролльную мелодию Андрея Петрова — в фильме «Совсем пропащий» (1973). Номер «похоронного диксиленда», состоящего из четырех пожилых женщин (скрипка, ударные, аккордеон, клавишные) и лохматого контрабасиста, «Милый, чё, да милый, чё…» — в «Афоне». Песенка другого ресторанного ансамбля на глуповатые стихи Евтушенко («В стекло уткнув свой черный нос, все ждет и ждет кого-то пес. Я руку в шерсть его кладу, и тоже я кого-то жду…») — в «Мимино».

В последующих фильмах подобные музыкально-песенные номера, вплетенные в действие, уже редко бывают веселыми — они все чаще грустны, подчас мрачноваты. Исполнение со слезами на глазах детской песни «Мы едем, едем, едем…» супругами Бузыкиными, провожающими дочь, на два года уезжающую с мужем на Север, — в «Осеннем марафоне». Положенные на бетховенскую «Лунную сонату» стихи про грибной дождь, пропеваемые Васиным и его подчиненной Соловьевой, в финале «Слезы капали». Знаменитая ныне «Мама, мама, что мы будем делать?», услышанная прорабом Машковым в фильме «Котовский» (1942) и с его подачи ставшая шлягером на планете Плюк («Кин-дза-дза!»).

Можно вспомнить еще финал «Орла и решки»: главный герой Олег Чагин, бывшая невеста которого второй раз выходит замуж за другого, прощается с возлюбленной и своим чувством, спускаясь по подъездной лестнице и горланя вокализ на мотив мендельсоновского свадебного марша. Спустившись на несколько этажей, Чагин запрокидывает голову вверх и заканчивает свое голошение строчкой «Смейся, паяц, над разбитой любовью!» из оперы Леонкавалло. Этой сцены нет в повести Владимира Маканина «На первом дыхании», по которой поставлен фильм, но у Данелии она введена к месту и производит сильное впечатление.

Глава четвертая

«ПРИШЕЛ ГЕНА ШПАЛИКОВ…»

Шпаликов, Юсов: «Я шагаю по Москве»

«Пришел Гена Шпаликов, принес бутылку шампанского в авоське и сказал, что придумал для меня классный сценарий».

До этого исторического визита многообещающий начинающий кинодраматург Геннадий Шпаликов и многообещающий начинающий кинорежиссер Георгий Данелия были знакомы лишь шапочно. Друзьями их сделает совместная работа — без этого они вряд ли стали бы близко общаться: сказывалась разница в возрасте (Данелия был на семь лет старше).

К моменту начала работы над будущим фильмом «Я шагаю по Москве» ни одной полнометражной картины по шпаликовскому сценарию еще не попадало в широкий прокат. Хотя как раз тогда Марлен Хуциев мыкался с картиной «Застава Ильича», которая не угодила лично Никите Сергеевичу Хрущеву (и в результате появилась на экранах лишь после его отправки на пенсию). То, что Шпаликов в разгар грозы, нависшей над написанной им «Заставой…», предложил Данелии снять во многом похожий, но якобы более конформистский, идеологически безобидный фильм, Хуциев расценил как предательство — и до конца дней трактовал это именно таким образом.

Если в титрах «Заставы Ильича» (добравшейся до зрителя в 1964-м, через год после «Я шагаю по Москве» под названием «Мне двадцать лет») сценаристами указаны Хуциев и Шпаликов (именно в таком — алфавитном — порядке), то в данелиевской картине белым по серому значится: «Сценарий Геннадия Шпаликова». На деле вклад постановщика непосредственно в драматургию фильма был, как всегда у Данелии, весьма весом.

Георгию же принадлежит и окончательное название картины (сценарий какое-то время назывался «Верзилы», потом — «Приятели»; а после того, как Шпаликов сочинил текст песни с припевом «А я иду, шагаю по Москве», Данелия сократил эту строчку до общеизвестного ныне четырехсловного заглавия), и жанр («лирическая комедия»: введено по настоянию мосфильмовской редактуры, доконавшей режиссера вопросом, почему его кинокомедия такая несмешная).