Георгий Иванов

Книгу Георгий Иванов хотел издать именно под маркой «Нового Журнала», где в течение многих лет печатался его «Дневник». В нем нет никакого «лирического героя», он попросту отменен. Если поэт говорит «я», то это реальное я Георгия Иванова. В повседневной жизни оставалась маска циника, скрывающая беззащитность перед «мировым уродством», но в стихах нет ни маски, ни позы, ни претензий. Нет ни одной неверно взятой ноты, ни одного срыва вкуса, какую бы тему он ни затронул. Перед нами поэтический дневник большого поэта, незаурядного человека с непростым ранимым характером. «Недаром многие люто его ненавидели, как когда-то ненавидели другие люди Пушкина и Лермонтова», — сказано в некрологе на смерть Г. Иванова.

«В нем было что-то совсем особенное, не поддающееся определению, почти таинственное, что-то — не нахожу другого слова — от четвертого измерения», — говорила Ирина Одоевцева. То, что у больших поэтов есть своя особенная тайна — скорее правило, чем исключение. У любимого Георгием Ивановым Тютчева загадочны «проблески» — этим словом названо одно его стихотворение. Таинственны лучшие стихи Федора Глинки, старшего современника Пушкина. Таинственно глубок лермонтовский «Ангел», о котором не раз писал Г. Иванов. Знавшие лично Осипа Мандельштама говорили о ключе к его поэзии; а ключом было, если сказать словами самого Мандельштама, «блаженное, бессмысленное слово». «Мы знаем истоки Пушкина и Блока, — писала Анна Ахматова, — но кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама».

Творческая судьба Георгия Иванова иная — мы хорошо знаем его истоки и знаем, что новая гармония в его стихах проявилась не с самого начала, как это было у Мандельштама в первой же книге. Обещание гармонии прозвучало в «Садах». Гармоническая ясность вполне проявилась в его эмигрантских сборниках.

В неподписанном некрологе в «Опытах» (автор, вероятно, редактор этого журнала Юрий Иваск) сделана попытка подвести итоги творчества Г. Иванова. «Россия была одной из главных героинь лирической поэзии Георгия Иванова. Но еще дороже были ему другие реальности — музыка, звезды, розы…» Ирина Одоевцева вспоминала: «Георгий Иванов обожал Россию и безумно страдал от разлуки с ней». Действительно, его ностальгия мучительна. Прочитав стихотворение «А еще недавно было все, что надо…», критик мюнхенского «Литературного современника» сказал о поэте: «В своем творчестве Г. Иванов как бы перерастает эмигрантский период, входя в пантеон классической русской поэзии». Прочтем это стихотворение и мы:

А еще недавно было все что надо –

Липы и дорожки векового сада,Там грустил Тургенев… Было все, что надо,Белые колонны, кабинет и зала –Там грустил Тургенев… И ему казаласьЖизнь стихотвореньем, музыкой, пастелью,Где, не грея, светит мировая слава,

Где еще не скоро сменится метельюЗолотая осень крепостного права.

Написанное в 1952 году стихотворение посвящено Т. Г. Терентьевой, редактору нью-йоркского Издательства имени Чехова, с которой в то время Георгий Иванов вел переговоры о переиздании «Петербургских зим».

Стихотворение «Туман. Передо мной дорога…» Кирилл Померанцев считал ключом к последней книге Георгия Иванова и к его личности. Эти строфы, писал Померанцев, «говорят о цене, платимой человеком, чтобы поэтом прожить и поэтом умереть… Это стихи о торжестве поэзии и о гибели самого поэта. Они показывают, с какой безжалостной ясностью Г. Иванов понимал свою судьбу».

Вы убежали из зверинца?

Вы – царь зверей. А я – овцаВ печальном положеньи принцаБез королевского дворца.Без гонорара. Без короны.Со всякой сволочью на "ты".Смеются надо мной вороны,

Царапают меня коты.Пускай царапают, смеются,Я к этому привык давно.Мне счастье поднеси на блюдце –Я выброшу его в окно.Стихи и звезды остаются,А остальное – все равно!..