Георгий Конисский

Политическая и просветительская деятельность Конисского, его научные труды и речи, направленные на обоснование идеи воссоединения Украины и Белоруссии с Россией, привлекли внимание прогрессивных писателей и мыслителей России. А. С. Пушкин приветствовал выход в свет сочинений Конисского. В написанной им рецензии он чрезвычайно высоко оценил и деятельность, и сочинения мыслителя. «Мы думаем еще, — писал В. Г. Белинский в 40-х годах XIX столетия, — что труды таких людей, как Феофан Прокопович, Конисский… и другие, очень бы стоили нового издания… Все это интересно и всего этого нельзя достать» (14, 345). Гражданские мотивы произведений Конисского, их обличительная социальная направленность получили дальнейшее развитие в произведениях прогрессивных отечественных мыслителей.

Глава II. «Следую истине, а не Аристотелю»

ристотелевская философия определила на века основные проблемы философского знания. Профессора Киево-Могилянской академии, преподаватели философии Московской славяно-греко-латинской академии, в частности братья Софроний и Иоанникий Лихуды и их последователи, в большинстве случаев называют составленные ими курсы «Философия Аристотеля» или «Перипатетическая философия». В известной степени — это дань традиции, в определенном смысле — результат использования традиционной философской терминологии. Однако в гораздо большей мере, чем дань традиции и черта философского профессионализма, обращение к учению Аристотеля в отечественной философии XVII–XVIII вв. обусловлено требованиями общественно-политического развития. Именно аристотелизм в истолковании ученых эпохи Возрождения содержал те идеи, которых требовала жизнь.

В первой половине XVIII в., которому предшествовала эпоха бурного развития естественных наук, интерес к практическому знанию выступает на первое место. Новые времена выдвинули требование обязательной связи мысли и опыта. В отечественной философии тяготение к опытному знанию отразилось в расширении разделов натурфилософии в ущерб метафизике, во введении в натурфилософию разделов прикладных наук — арифметики и геометрии. Под влиянием успехов естествознания наблюдается постепенный отход от канонов аристотелизма и переход на позиции рационализма науки Нового времени.

Философия Декарта, Спинозы, Лейбница проникла в Академию еще в начале XVIII в., но она встречала порой сильное сопротивление со стороны консервативных деятелей. Так, если в 1707 г. Прокопович весьма сочувственно излагает космогонические идеи Декарта, его учение о движении и причинности, то в 1727 г. профессор философии Амвросий Дубневич называет Декарта «фальсификатором всей философии Аристотеля, Фомы (Аквинского), Скота, Альберта Великого и почти всех философов» (12, 275; 302). На пути полного признания учения Декарта профессорами Киево-Могилянской академии в первые десятилетия XVIII в. стоял тот факт, что это учение сводило сущность материи к протяженности и лишало материю других качеств. Однако нельзя было и не заметить, что учение о материи привело Декарта к важным выводам. Из него вытекает, что материя мира (пространство) безгранична, однородна, избегает пустоты и делима до бесконечности. Два первых вывода упразднили средневековые представления о конечности мира и иерархии его физических элементов, два последних нанесли удар по возрожденной во времена Декарта античной теории атомов, представлявшей мир состоящим из неделимых частиц и пустоты, их разделяющей.

Конисский понимает особенности учения Декарта и его отличие от других систем. «Современник Гассенди Картезий, — утверждает он, — почти согласен с Гассенди, считая началами вещей природы частицы различного вида, однако очень расходится с ним, когда утверждает, что локальная протяженность в длину, ширину и глубину имеется у каждой вещи и в самой материи, или теле, а также считает, что не может быть пустого пространства; к тому же хотя не видит границ деления в протяженной субстанции, однако не осмеливается приписать ей бесконечную делимость, как перипатетики, поскольку она, согласно Гассенди и эпикурейцам, будто переходит в атомы, по утверждает, что в маленьких частицах может делиться до неопределенности. Наконец, он хочет, чтобы всякая материя была инертной, чтобы не имела способности к самодвижению, а Гассенди и эпикурейцы считают, что атомы активны и всегда пребывают в постоянном полете и способны к самодвижению» (5, 152).

Конисский согласен с Декартом в вопросе о материальной однородности мира: «Небеса, как и другие тела, состоят из материи и формы, и вероятно, что их материя по виду не отличается от материи подлунных (земных. — М. К.) вещей» (10, 354). Ссылкой на Декарта он подтверждает и свое признание бесконечной делимости материи: «…очень понятен и самый истинный в этом деле Декарт; он ясно утверждает во второй части „Начал“, разделы 34 и 35, что материя делима до неопределенности, т. е. так делима, что человеческий разум не в силах ощутить предел ее делимости (5, 194).