Георгий Седов

Сообщение с берегом трудно, большой прибой. Но немедленно спущена шлюпка, и лучшие гребцы под командой штурмана понеслись легкой птицей к берегу за измученными путешественниками. Томительно долго добирались до берега и еще дольше обратно. Наконец, среди снежной пыли ясн ообрисовалась шлюпка. Мы все у трапа. Первым входит на борт капитан «Фоки» Захаров.

— Седов и спутники его бодры и здоровы! Шлют родным и знакомым привет.

Какие радостные слова! Осторожно, под руки ведут второго механика, М. А. Зандера. За ним входят три матроса. Идут сами, но с трудом. Механик и один матрос больны цингой, другой — запущенным воспалением правого легкого. Я, давно оставивший врачебную практику, превращаюсь в судового врача. Захаров имеет утомленный вид, но здоров. Досталось же ему в этот вечер, да простит он наше любопытство! Мы с жадностью ловили его слова, переживали его впечатления…»

«Седов отыскался!», «Седов жив!», «Новости о Седове!» выкрикивали по городам газетчики. «Подробности зимовки на Новой Земле», «Письма Седова»! — выкрикивали на другой день. — «Интервью с капитаном Захаровым»…

Капитан Захаров сделался героем дня. Сам он держался, как подобает герою, с достоинством; чувствовалось, что человек этот совершил важную миссию. В самом деле, ведь он приплыл на шлюпке из царства вечных льдов. Он привез документы и письма знаменитой экспедиции. В беседах он охотно рассказывал корреспондентам газет о пережитых трудах и лишениях, но не забывал упомянуть и о своей готовности к дальнейшим подвигам. «Вот отдохну немного, нужно будет идти на помощь Седову, об этом следует помнить. Таких людей, как Георгий Яковлевич, нельзя забывать!» И тут же почтенный моряк высказывал сожаление: «Вот жаль — мет у нас капитанов, которым можно было бы поручить руководство вспомогательной экспедицией. Я же, правда сказать, устал. Впрочем, надеюсь, к навигации отдохну». Триумф капитана длился недолго. Из рассказов спутников Захарова скоро выяснилось, что это по его вине отправленная Седовым почта не попала к первому новоземельскому пароходу и пришла в Петербург в конце арктической навигации, когда уже поздно было посылать Седову и уголь и собак. По вине капитана Захарова его спутники, покинув Панкратьевский полуостров здоровыми, приехали в Маточкин Шар инвалидами— все они заболели по пути цингой. И немудрено: капитан кормил команду впроголодь. Совсем молодой, красивый Катарин, ничем, кроме флюсов, не болевший на «Фоке», в пути получил воспаление легких, плеврит и цингу. Вскоре после возвращения на родину он умер. Та же участь постигла и М. А. Зандера. Капитан занимал на остановках большую палатку, рассчитанную на пять-шесть человек, и не пускал в нее даже больных. В шторм, дождь и туман матросы оставались под открытым небом, сгрудившись у перевернутой шлюпки.

Несомненно, Захарову не приходило в голову, что в будущем спутники могут о нем рассказать кое-что. В отчете о путешествии с Панкратьевского острова, напечатанном в газете «Новое Время», капитан повествовал о своих приключениях: как он от Заячьего острова тащил шлюпку двенадцать верст по льду, как прокладывал курсы с негодным компасом, которым снабдил его Седов, как устанавливал для отдыха палатку, рассчитанную только на двух человек, и как несчастливо вышло, что Крестовую губу прошел в тумане. Вернувшись в Архангельск, он якобы поместил матросов в гостинице, а одного в больницу. Всюду и везде выставлял он себя героем, командиром шлюпки, проплывшей по Ледовитому океану. Он надеялся, что матросы, боясь суда и неприятностей с начальником, не будут рассказывать, а если и будут— матросским рассказам никто не поверит. Но капитан ошибся.

После одного из его выступлений в печати, архангельская газета поместила письмо, подписанное спутниками капитана. В нем рассказывалось о роли Захарова в седовской экспедиции, о его поведении во время пути в Крестовую губу, а также высказывалось мнение об участии Захарова в будущей поисковой экспедиции.

Многие газеты перепечатали это письмо. Захарову нечем было ответить. Мечты о карьере полярного капитана рушились.

Конечно, Захаров был виноват, что не доставил вовремя почту. Но если бы почта была доставлена к сроку, получил бы в таком случае помощь Седов? Едва ли!

Комитет в это время почти не подавал никаких признаков жизни. Всеми его делами бесконтрольно распоряжался капитан второго ранга Белавенец. В его руки шли деньги со всероссийской подписки, случайные пожертвования и доходы. Генерал-лейтенант Варнек, профессор Глазенап, геолог Толмачев, композитор Иванов, редактор газеты «Таймс» Р. Вильтон ушли из комитета совсем. Суворин и националисты Балашов, Бобринский и Шульгин не принимали никакого участия в его работе.

К 1913 году в комитете, кроме Белавенца, остались пять человек: в качестве председателя — А. Л. Гарязин, дворянин, бывший офицер, без определенных занятий, бульварный литератор Васильковский, вице-адмирал Коландс, мичман Серебренников, хорошо известный всему флоту дикими, пьяными дебошами, купец Рубахин и издатель Сытин.