Геракл

Прислужницы, обрядив царевну в прекрасные одежды, изукрашенные золотом и бриллиантами, уложили прекрасные волосы девушки в замысловатую прическу и хотели, было, зажечь плошки с ароматическими травами.

Ступайте! — Алкмене хотелось остаться одной. Она не чувствовала себя счастливой ни минуты с тех пор, как истина об Амфитрионе открылась ей. Девушка не могла не признать, высматривая суженого украдкой, когда тот гулял у реки или давал советы конюхам, как лучше уберечь спину лошадей, что воин — хорош собой и мужественен. Его мощные руки с легкостью ломали многолетние стволы деревьев, и даже легкая испарина не покрывала широкую грудную клетку, когда, во время шутливых поединков, во дворце устраивались сражения. Амфитрион с одинаковой легкостью поражал мечом, кинжалом и кулаком своих противников.

Микенам дела не было до царских забот. Горожане и жители окрестностей живо обсуждали предстоящее праздневство.

Бурлили людские толпы, обсуждая щедрые дары, что давал за дочерью царь. То и дело повозки, груженные золотом, драгоценными тканями и прекрасным оружием прибывали к металлическим воротам дворца.

Царь Электрион объявил о народных гуляньях, спортивных состязаниях и великолепной попойке для всякого, кто захочет поздравить его дочь с торжеством.

Алкмена с досадой прислушивалась к приветственным крикам толпы у стен дворца: ее мысли были далеки от сегодняшнего праздника. Девушка полюбовалась на бронзовый кинжал, инкрустированный золотом. На плоскости остро вытянутого треугольника точеная фигурка охотника целилась в разъяренного льва.

— Теперь ты послужишь мне! — девушка тронула пальцем остро заточенное острие оружия и спрятала кинжал в своих одеждах.

Окружающие были поражены внезапной перемене настроения царицы: то грустная и молчаливая, царица повеселела. Но лишь немногие заметили лихорадочный блеск глаз и румянец отчаяния, волнами приливавший к щекам невесты. Алкмена приняла решение: она не опозорит отца, выполнив все процедуры бракосочетания. Но не богам распоряжаться ее судьбой — вместо брачного ложа Амфитриону достанется погребальный костер!

А потом она убьет себя! Алкмена в последний раз посмотрела на родной город. Сколько хватало глаз, море ласково окатывало полуостров. День был прозрачен до хрустальности. Голубое, спокойное небо льет на счастливую землю ровный свет. Спокоен и светлый полумрак кипарисовой рощи невдалеке. А переведи взгляд — геометрическими фигурами вздымаются вверх каменистые террасы, поднимают к солнцу пики горные вершины. Все гармонично, заполненное пространство не приносит усталости или скуки. Взгляд то скользит по водной глади, упираясь в бесчисленные зеленые островки суши, то ищет развлечения в горных кручах, пытаясь проникнуть в тайну гротов и темнеющих ущелий. И куда бы Алкмена не устремляла взор, всюду царил праздник бытия, до опьянения переполненный солнечным светом.

Лишь мне здесь нет места! — грустно усмехнулась царица. Знай Алкмена свою судьбу, она, верно, не ощущала бы себя такой потерянной среди мира, стройно разбитого по законам естественных граней и пропорций всего сущего.

Но тяжелым пологом скрыто от нас будущее, и легче предугадать судьбы мира, чем сказать, как завершится день одного-единственного человека.

Ни слов, ни событий этого дня Алкмена не запомнила, словно все, что с ней происходило, было сном, о котором не вспомнишь утром. Очнулась девушка лишь поздним вечером, когда ночная прохлада остудила переполненный людьми день.

Свадебный разгул тоже чуть попригас. Сытые гости вповалку валялись на разбросанных по мраморным плитам шкурах.

Царь Электрион возлежал на тигровой шкуре, лапая толстозадую наложницу и что-то пьяно бормоча. Потаскушка повизгивала. Алкмена брезгливо оглядела собрание, не совсем понимая, кто она, что тут делает среди пьяных красных рыл, пролитого вина, объедков и валявшихся повсюду обглоданных костей. Казалось, неведомая злая сила нарушила ровное течение жизни царицы, чтобы в одночасье, надсмехаясь, показать, как ничтожно и мелочно человеческое бытие. Амфитрион, выпитое на нем сказывалось лишь поспешной судорожностью движений, отлучился, затеяв спор с царем Электрионом. Минуту Алкмена пыталась прислушиваться сквозь гул пьяных голосов и храп тех, кто послабее.

Стада! Стада! — послышалось девушке. Она вздрогнула: напоминание о причине позора передернуло брезгливой дрожью. Алкмена пробралась через лежащие тела гостей и вышла на балкон, словно вырвавшись из душного плена. Возвращение на свадебный пир показалось невыносимым. Девушка глубоко вдохнула, словно кисловатый напиток, втягивая в себя прохладу.