Читаем Геракл полностью

А гидра, словно норовя попасть под разящий удар меча, ощерившим пасти диковинным кустом обвилась вокруг Геракла. От зубов твари спасала непробиваемая львиная шкура — герой лишь опасался, что, обернувшись вокруг его тела, гидра удушит его в смертельных объятиях.

Но равны по силам соперники. Нет ни у одной из сражающихся сторон преимущества. Не один час длится битва. Пот градом катится по лицу Геракла, заливая глаза. Замерла подуставшая гидра, но не разжимает живые кольца.

Трудно дышит Геракл, наглотавшийся ядовитых миазмов, испускаемых дыханием гидры. Устала рука рубить тут же вновь отрастающие головы чудовища.

Топчутся соперники вдоль болота, не уступают.

Рак-отшельник, размышлявший после обеда в своей пещерке, был весьма недоволен непрекращающимся шумом: то рычат, то вопят, вокруг плюхаются, поднимая со дна муть, головы гидры, от крови болотная вода поменяла цвет. Все было непривычно и неприятно терпеливому раку-отшельнику. Он долго выжидал: как правило, гидра быстро расправлялась с жертвами, да еще и раку кусочки мяса перепадали. Наконец, закоренелый холостяк не выдержал и, кряхтя, выбрался на белый свет.

Тут было еще более шумно: со свистом сжимались и разжимались кольца гидры, глубоко в землю утопали ее тяжелые лапы. Сверкал на солнце меч героя; словно живой, мелькал клинок, рассекая тело чудовища.

Рак изловчился и, когда голая пятка Геракла очутилась в воздухе, впился клешней в человеческую плоть.

В запале схватки попытался стряхнуть помеху Геракл, дернув ногой. Но рак не собирался выпускать добычу хоть его слегка и подташнивало от высоты и тряски.

Так вас теперь двое? — возмутился Геракл. — Ну, так и я призову на подмогу приятеля!

А Иолай, весь изошедши нетерпением, в страхе за судьбу друга, уже сам торопился на помощь, освещая себе дорогу факелом. Пока длилась битва, ночь сменила день, и лесное болото показалось Иолаю черным провалом с редкими светящимися огоньками — то тлели, заманивая неосторожных, болотные гнилушки.

О боги! — вскричал Иолай, разгоняя факелом тьму.

Странная картина предстала перед юношей Изваянием замер Геракл, а вокруг него извивались, сверкая зубами, бесчисленные зубастые пасти гидры. Обе руки героя сжимали глотку головы, нацелившейся Гераклу в лицо. Было видно, как напряглись, чуть не разрываясь мускулы, но и голова гидры была на последнем издыхании, закатывая в предсмертной судороге глаза.

Да прикончи ты ее поскорее! — взмолился Иолай.

Легко тебе говорить! — вытиснул Геракл из сжатых живыми веревками легких. — А как, если на месте каждой оторванной башки тут же вырастает новая, еще более противная рожа?!

Поспешил Иолай. И в тот момент, как Геракл оторвал голову гидры, Иолай ткнул факелом в черную рану Зашипело обожженое мясо, пошло волдырями. Дернулась тварь, но не смогла отрастить новую голову на месте поджаренной плоти.

Возблагодарим богов! — обрадовался Геракл

Теперь дело пошло быстрее. Геракл, как дровосек, рубил наотмашь мерзкие шеи чудовища, а Иолай обжаривал кровоточащие обрубки.

Испугалась гидра за свою жизнь. Ее крошечные мозги посылали телу сигнал о спасении. Разжала объятия гидра, пытаясь уползти. Но герои помчались следом, приканчивая гада.

Чудищу оставалось лишь в последнем рывке достигнуть середины болота, чтобы нырнуть в бездонную топь.

Геракл прыгнул, наступив твари на хвост. Потянул и вытащил на сухое место почти лишенную голов гидру Извивалось в предсмертной агонии лиловое тело. Залитая кровью чешуя бессильно пыталась выпустить ядовитые стрелы.

Ты еще и дергаешься? — удивился Геракл, отрубая последнюю голову.

Тут же подоспел Иолай, прижигая факелом рану. Но так велика была в гидре жажда жизни, что последней своей голове тварь передала остатки воли. Голова, лишенная туловища, не способна была передвигаться, но все, что могла, это поводить злыми глазами да хлопать веками, разевая пасть.

Когда гидра была мертва, друзья приступили ко второй части затеи — много ремней и поясов накроит себе царь Эврисфей.

Хватить ему и повеситься! — хохотнул Иолай. И обратился к Гераклу: — Слушай, о Геракл! Никак не пойму, зачем ты исполняешь прихоти пустого мешка, охотно рискуя жизнью из-за выдумок Эврисфея?

Геракл отбросил длинную шею гидры, с которой ножом пытался снять шкуру. Шкура плотно врастала в плоть твари — и получались лишь ни на что не годные кусочки.

Герой помолчал, обдумывая ответ.

А что, было б лучше, если б я сейчас нахлебался пьянящего вина да гонялся по улицам за девками? — наконец, вымолвил. — Не пройдя испытания, человек никогда не узнает, кто он есть и на что способен! — И уже другим голосом добавил: — Вот я сегодня, к примеру, выяснил, что пусть демоны сдирают проклятую шкуру, а я не умею!

Посовещавшись, друзья закопали останки гидры, чтобы смрад разложения не отравлял воздух в округе.

— А колесница? — вдруг вспомнил Иолай, в опасении за друга бросивший коней посреди дороги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Попаданцы / Документальное / Криминальный детектив / Публицистика
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука