Герберт Уэллс

Сперва он предложил соавторство четверым ученым: Гилберту Меррею, Эрнесту Баркеру, Рэю Ланкастеру и Генри Джонстону; поскольку книга должна была содержать рисунки и карты, участие в деле предложили Франку Хоррабину, известному иллюстратору. Хоррабин будет иллюстрировать книгу, но остальные от официального соавторства откажутся, однако согласятся помочь частным образом. (Их имена будут значиться на обложке.) На такой вариант сотрудничества согласились также старые друзья — Грегори и Беннет — и новые: востоковед Денисон Росс, историк Генри Кэнби, юрист и литератор Филипп Гедалла. Уэллс бомбардировал их вопросами, они его консультировали; он отсылал им фрагменты, они указывали на ошибки. Ляпов у Уэллса было полно — ведь он, не будучи специалистом, черпал сведения из доступных источников. Ланкастер, бывший в этой компании главным специалистом по древности, уберег друга от серьезной ошибки. Перед войной нашумела находка черепа так называемого «пидлтаунского человека»: Уэллс в этого человека верил и написал о нем, но Ланкастер вовремя объяснил, что это — мистификация. Меррей консультировал по вопросам античности, содействовал с переводами и служил своего рода почтальоном, перенаправляя вопросы Уэллса, на которые не мог ответить сам, своим знакомым профессорам во все концы света. Джонстон, подолгу гостивший в «Истон-Глиб», помог написать главы об эволюции. Баркер давал консультации по Востоку. Общались по большей части в письмах, но, когда требовалось обсудить сложный вопрос, встречались в лондонских клубах или у кого-нибудь на квартире.

Хоррабин, как и Джонстон, проводил в «Истон-Глиб» много времени, так как его содействие требовалось ежечасно; он описал, как проходил обычный рабочий день. С утра Эйч Джи писал «как сумасшедший» в своем кабинете. После обеда следовала длительная прогулка или спортивные игры на воздухе. Затем было обсуждение и работали втроем (с Кэтрин) или вчетвером (если присутствовал Джонстон) — до ужина. Вечером играли в карты, слушали музыку, иногда принимали гостей. Уэллс о книге в это время не говорил и всех просил о ней забыть, а когда расходились спать, он брал с собой пять-шесть книг и читал за полночь, чтобы подготовиться к следующему дню.

Даже те биографы, которые недоброжелательно относятся к Уэллсу, признают, что книга получилась очень хорошая, нужная, подлинно новаторская. Новаторство первое: до сих пор история существовала сама по себе, а естествознание — само по себе: Уэллс их объединил в научно-популярной форме. Рассказ о человеке он начинает — как роман! — задолго до его рождения, с происхождения Солнечной системы, Земли и затем жизни на Земле; по сей день трудно найти серьезную книгу, где все это излагалось бы более доходчиво и занимательно.

Новаторство второе: в учебниках того времени считалось, что историю движут правители (по причине отсутствия оных история первобытного общества не изучалась). Один королевский сын отравил другого — и вот что из этого вышло! Маркс такой подход считал неверным и писал, что двигателем общественного прогресса являются экономические отношения. По Уэллсу — ни то и ни другое. Рамки старого общества ломают не короли, но и не средства производства, а мысли; движут историю не полководцы и не массы, а горсточка ученых — философов, изобретателей, путешественников. «Людьми, чьи достижения будут определять человеческие жизни на столетие вперед, были те, кто внес свой вклад в решение… творческой задачи. По сравнению с такими людьми министры иностранных дел, „государственные деятели“ и политики представляются не более чем кучкой хулиганистых, а иногда и склонных к умышленным поджогам и воровству школьников, которые играют, время от времени проказничая, посреди скопления материалов на большой стройке, цели которой они не понимают».

Характеризуя каждую эпоху, Уэллс перечислял ее мыслителей и объяснял, какие их идеи и как именно повлияли на развитие человечества. К движителям прогресса он относил Христа и Будду. Вот его Христос: «Он был слишком велик для своих учеников. Если вслушаться в его простые и ясные слова, не удивительно, что все те, кто был богат и знатен, с ужасом увидели, как их мир впервые покачнулся от его учения. Возможно, жрецы, правители и богачи поняли его лучше, чем последователи. <…> В подлинном учении Иисуса было многое, что невозможно было принять богачу, жрецу, торговцу, имперскому чиновнику или любому почтенному гражданину без революционных изменений в своем образе жизни. Но в то же время в этом учении не было ничего, что не принял бы с готовностью последователь учения Гаутамы, что помешало бы буддисту стать последователем Иисуса, а также ничего, что удержало бы ученика Иисуса принять все, чему учил Будда». Только те мыслители, в том числе религиозные, хороши, кто призывал к братству. А Магомет нехорош: противопоставлял свою конфессию другим.