Гербовый столб

Спустя неделю, в Лондоне, просматривая газеты, Ветлугин увидел их обоих на снимках. Долговязый сержант, которого звали Боб Эллис, был запечатлен во весь рост, полуобернувшимся, с искаженным в страхе лицом. А рядом была помещена небольшая любительская фотокарточка застенчиво-улыбающегося, наивно-счастливого восемнадцатилетнего рядового Томми Бейкера. В газетах сообщалось, что накануне во время ночного патрулирования на Фоллс-роуд Томми Бейкер, парень из Манчестера, был убит снайпером, а Боб Эллис ранен в плечо...

Ветлугин подавленно вглядывался в юное, простое, совсем еще мальчишеское лицо. Протест, острая жалость, тупая боль и нежелание верить в случившееся заполняли его сознание. Ему слышалось, как Томми Бейкер удивленно произносит: «Я, честное слово, сэр, не ожидал, что здесь так скверно».

Наверное, завтра, печально думал Ветлугин, а может быть, уже и сегодня в Ольстере начнутся новые облавы. Будут схвачены новые, ни в чем не повинные шины о’хагэны — ирландцы, католики... Их обвинят в терроризме. В принадлежности к ИРА. Будут долго мучить, гноить в неприступной, огненно-сияющей железобетонной цитадели, инородно торчащей на зелено-черной равнине, по которой свободно расхаживают лишь белые чайки...

Сколько же еще все это будет продолжаться?

Сколько?

1983

ЗОЛОТОЙ КИРПИЧ

Временами Ветлугин ощущал безволие усталости; оно начиналось неожиданно — от перенапряжения: в делах, обязательствах, встречах. В такие моменты он знал, что лучше сразу куда-то устремиться, забыв обо всем, казалось бы, неотложном, и в удалении от всего, что так неотвратимо и долго изнуряло, взглянуть на мир просто и ясно, не додумывая ситуаций, не разгадывая интриг, не проникая в тайны замыслов, амбиций, связей. Бегство, между прочим, было не от себя, а наоборот, к себе, в свои пределы и возможности; и еще — в постоянно желаемую бессуетность.

На этот раз предел усталости он ощутил в лондонском Сити. Группу иностранных журналистов, в которую входил и Ветлугин, пригласили английские финансисты, чтобы похвастаться рынком золота. Главной фигурой на встрече был Уильям Гибс, прославившийся созданием финансово-промышленного конгломерата. Газеты Флит-стрит восторженно называли его новым финансовым гением. И хотя лицо его, грубовато скроенное, но по-мужски привлекательное, сияло рекламной улыбкой, однако все это было личиной. Глаза, как бы в «прорезях» маски, холодили своей сталью, а в «щели» рта, то вспыхивая в углах, то блуждая по абрису губ, змеилась усмешка: жесткая и презрительная.

Особенно это проявилось, когда он благосклонно разрешил ввезти никелированную тележку, на которой возвышалось нечто невеликое, прямоугольное, прикрытое белой салфеткой. Блуждающая усмешка Гибса превратилась в сплошную самодовольно-надменную; и он, снисходительно оглядев буквально всех, легким движением, невзначай, как факир, сдернул салфетку: на темно-зеленой поверхности яростно засиял слиток золота с чуть скошенными боками. Гибс медленно, с удовольствием назвал его стоимость — многие тысячи фунтов стерлингов — и великодушно предложил любому из журналистов, присутствующему в конференц-холле, взять его себе — на память, насовсем, но при условии, что золотой кирпич

, так он поименовал слиток, будет приподнят (тут он сделал паузу и опять по-рекламному белозубо просиял)... ну хотя бы на два дюйма!

Первым поднялся в торопливом смущении рыжеватый верзила, немец из ФРГ, с громадными ручищами, и пятерней почти полностью накрыл слиток, как бы притушив его беззастенчивое сверкание. Он весь напрягся, а пальцы с золотистыми волосиками мертвенно побелели, даже посинели, вцепившись в гладкую, скользкую поверхность. От напряжения лицо немца побагровело, лоб покрылся испариной, но как он ни тужился, как ни приноравливался, с какой стороны ни заходил, слиток оставался недвижным. Потом пробовали цинично-небрежный француз, растерянно улыбающийся японец, алчно сосредоточенный грек...

Гибс, скрестив руки на груди, терпеливо ждал, и на тонких губах змеилось презрение, а когда очередь желающих иссякла, он вновь рекламно улыбнулся и в утешение пригласил джентльменов отобедать под бокал редкого бужале́.

В общем, интермедия с «золотым кирпичом» удалась и, по его представлению, явилась прекрасной прэктикалджоук[21], причем в лучших традициях английского юмора.

И тут Ветлугин ощутил изнуряющую усталость. Зачем, тоскливо думал он, обнажать души людские, надсмехаться над тайными помыслами? Ведь и немцу, и французу, и японцу, и греку хотелось бы иметь то, чем обладает этот преуспевающий англичанин, потому что такова общая мечта в мире, в котором они живут.