Герман Геринг — маршал рейха

Геринг позирует для скульптуры в Карин-халле. 1933 г.

Английский премьер-министр Н. Чемберлен обменивается рукопожатием с Б. Муссолини. Крайний слева — Г. Геринг. 1938 г.

Г. Геринг и А. Шпеер.

М. Борман, Г. Геринг, А. Гитлер и Г. Гиммлер 20 июля 1944 г., в день покушения на фюрера.

А. Гитлер, Г. Геринг и И. фон Риббентроп на партийном съезде в Нюрнберге.

Г. Геринг беседует с защитником на Нюрнбергском процессе.

Нюрнбергский процесс.

К тем, кто, садясь в зубоврачебное кресло, проявлял признаки страха, Бляшке утрачивал всякое расположение, глаза же Германа Геринга округлялись в предчувствии ужасного, «и казалось, что он готовится разрушить криком стены еще прежде, чем я до него дотронусь». Рейхсминистр приходил в крайне нервное состояние, начинал лить градом пот, так что Бляшке даже предлагал ему снять рубашку, что он и делал.

Осмотр быстро показал, что боль в зубах и челюсти возникла скорее всего из-за застуженных нервов, чем из-за отдельных незалеченных дырок, и профессор Бляшке решил дать своему пациенту болеутоляющее. Одна немецкая фармацевтическая фирма как раз недавно разработала паракодеиновые пилюли, которые содержали слабую морфиновую производную, и несколько пузырьков этой продукции попали к дантисту. Он дал один пузырек Герингу и сказал, чтобы тот принимал по две таблетки каждые два часа до тех пор, пока боль не прекратится.

Через пять дней Геринг позвонил профессору и сказал, что теперь он чувствует себя прекрасно, но хотел бы знать, где можно достать еще этих пилюль? Бляшке предупредил рейхсминистра, что будет неразумным продолжать принимать паракодеин после того, как необходимость в нем прошла, и не стал распространяться, как к нему попали таблетки.

Но Геринг выяснил это сам. К концу 1937 года он принимал уже по десять таблеток в день. Содержание морфина в них было очень маленьким и его хватало лишь для слабого успокаивающего действия, но человеку, начавшему их принимать, было уже трудно остановиться, особенно если жил буквально на нервах. Скоро Геринг уже сидел на «колесах».

Однако он прекрасно сознавал опасность злоупотребления и был полон решимости никогда больше не становиться жертвой той пагубной привычки, из-за которой он так опустился в Швеции. Для Германа Геринга это было время огромных возможностей для укрепления своего положения в партии и в государственной иерархии вообще, и он ощущал это каждое мгновение дня и ночи. Его самые опасные соперники канули в небытие. Рем был мертв, а его коричневая армия больше не являлась грозной силой. Гиммлер и его эсэсовцы были послушными и верными фюреру. Возглавляя люфтваффе и четырехлетний план, Геринг был вторым после Гитлера самым могущественным человеком в рейхе.

Тем не менее его амбиции еще не были удовлетворены. Существовал еще один пост, который сделал бы его еще более могущественным, может быть, даже хозяином всего рейха — и, безусловно, бесспорным преемником самого фюрера, защищенным от возможных притязаний на это место любых соперников. Как главнокомандующий люфтваффе, он мог запугивать врагов Германии. Но как военный министр, он мог бы контролировать Германию и ее дальнейшую судьбу.

Благодаря постоянным совещаниям с Гитлером в этот период Герингу было хорошо известно, что фюрер не удовлетворен положением дел с вооруженными силами. К 1937 году практически все сферы жизни в Германии были уже «национал-социализированы». Но верховное командование вермахта находилось в крепких руках фельдмаршала Вернера фон Бломберга, который к тому же был и военным министром, и главнокомандующего сухопутными силами генерал-полковника барона фон Фрича. Ни тот ни другой не были нацистами, и оба поддерживали линию сохранения армии вне политики, а большая часть офицерского корпуса держалась подальше от партии.

Такая ситуация была чревата опасными последствиями, и это понимали и Гитлер, и Геринг. Если бы, к примеру, фюрер в 1934-м решил не убирать Рема и его штурмовиков, а поддержать их в их радикальных устремлениях, он бы не сомневался, что фон Бломберг и германская армия немедленно выступят против него. Одно из самых сильных желаний Рема заключалось в том, чтобы присоединить штурмовиков к армии и после этого взять в свои руки верховное командование новыми вооруженными силами, и офицерский корпус был полон решимости не допустить этого в случае необходимости.

Рема не стало, но могли возникнуть ситуации, когда нацисты решили бы вести одну политику, а армия встала бы за другую. Что тогда? Тогда Гитлер был бы вынужден пойти на попятную — он не имел возможностей настоять на своем. Такое ненадежное для нацистов положение должно было продолжаться до тех пор, пока армия оставалась аполитичной, а ее командующий — не нацистом. Тогда, по логике нацистов, следовало удалить фон Бломберга. Но его нельзя было уволить в отставку — армия и офицерский корпус этого не позволили бы, а сам он добровольно на это не пошел бы. Так как же им было от него избавиться?

Этой проблемой и был теперь поглощен Геринг. Ее решение сулило большие выгоды и для него лично.