Но для фюрера польский вопрос был неотделим от сведения счетов с Западом. «Англия – наш враг, – заявил он, – и столкновение с Англией будет борьбой не на жизнь, а на смерть». Затем последовали стратегические выкладки о том, как будет выглядеть это столкновение, и разбор слабых мест Англии. Гитлер, разумеется, ознакомился с докладом Фельми от 10 мая о морских и авиационных учениях, именно поэтому он добавил: «Налетами люфтваффе Англию к капитуляции не вынудить. Если же уничтожить ее флот, капитуляция последует немедленно. […] Время работает против Англии». Действительно, Гитлер снова подчеркнул разницу между долгосрочным и краткосрочным планированием: пока следовало «воздерживаться от войны с Англией», поскольку на очереди стояла война с Польшей. Сведение счетов с Западом могло подождать по меньшей мере года четыре, так как, сказал фюрер в заключение, «программа строительства военных кораблей остается без изменений» и «программы производства вооружения должны быть рассчитаны до 1943 и 1944 годов».
Ознакомившись с содержанием этой речи, Геринг, разумеется, поспешил объявить ее гениальной. Однако как человек умный и умеющий пользоваться своим умом, особенно когда не был парализован царственным присутствием рядом своего господина, он сразу же обнаружил слабость в аргументации фюрера. Она заключалась в том, что тот был уверен, что можно напасть на Польшу, не вступив тем самым в конфронтацию с Англией. Гитлер ясно сказал присутствующим, что изоляция Польши – дело ловкой политики, но, поскольку часто выдавал желаемое за действительное и говорил общие слова, он не сказал, каким образом следовало проводить такую политику. А все дело было в том, что Чемберлен, опростоволосившись в чешском деле и попав под град критики оппозиции, еще 31 марта 1939 года во время выступления в парламенте гарантировал польскому правительству всемерную поддержку в случае угрозы независимости Польше, и ничто не говорило о том, что и на сей раз правительство Великобритании было готово отказаться от своих обязательств…
Геринг постоянно искал для себя занятие, которое позволило бы ему отличиться: он надеялся, что благодаря своим непревзойденным дипломатическим способностям сможет произвести впечатление на фюрера и затмить Риббентропа! Ведь посол Великобритании Гендерсон ему доверял, в его поместье Каринхалл побывало несколько великодушных и обходительных лордов, в Лондоне его считали умеренным политиком, который мог бы стать привилегированным переговорщиком, а сам он прекрасно понимал, что британское правительство, где преобладали люди достаточно миролюбивые, не решится заплатить за мир чрезмерную цену. И тогда он решил взяться за дело…
Первым человеком, которому Геринг оказал знаки внимания, стал британский посол в Берлине сэр Нэвилл Гендерсон, приглашенный в Каринхалл 27 мая. Этому достойному человеку, испытывавшему к Герингу определенное уважение, верный паладин фюрера объяснил, что живущие в Польше немцы подвергаются недопустимым притеснениям, что Данциг – немецкий город, который непременно должен вновь войти в состав Германии, и что существование «польского коридора», сделавшего Восточную Пруссию анклавом, совершенно нетерпимо. Когда все последствия Версальского договора будут преодолены, продолжал он, у Германии больше не останется никаких претензий к Польше. Но с этой страной невозможно договориться, потому что она рассчитывает на поддержку Великобритании. Если же Лондон откажется поддерживать Варшаву, то Польша образумится. Это обеспечит мир в Европе и позволит наконец заключить столь желанный для фюрера германо-британский союз… Впрочем, прибавил маршал, Германия непобедима, и никакая держава самостоятельно или в союзе с другими странами не сможет противостоять ей в Европе. Франция не в состоянии вести длительную войну, поляки не готовы в военном плане и разобщены. СССР не намерен оказывать Польше какую-либо действенную помощь. Британская империя в случае войны окажется роковым образом ослабленной.
Так Геринг высказал основную идею Адольфа Гитлера, умело приправив ее уговорами и угрозами. Следует признать, что пятнадцать месяцев назад подобная речь возымела бы действие, но за эти месяцы случились Австрия, Судеты и Прага, и сэр Нэвилл уже не был таким наивным, как раньше. Поэтому он сказал: «Хотя никто сильнее нас не желает мирного разрешения спора между Германией и Польшей относительно Данцига и “польского коридора”, мы отныне полны решимости отвечать силой на применение силы».