Геринг сохранил хорошую мину при плохой игре… Впрочем, у него не было выбора, потому что в то время его позиции были крайне слабыми. «Не позднее августа 1944 года, – писал впоследствии генерал Гудериан, – Гитлер признал полную некомпетентность главнокомандующего люфтваффе. В присутствии меня и Йодля он очень жестко отчитал его: “Геринг! Люфтваффе ничего не предпринимает. Оно больше не достойно считаться отдельным видом вооруженных сил. И в этом – ваша вина. Вы слишком ленивы!” При этих словах по щекам тучного рейхсмаршала потекли крупные слезы. Он не смог ничего ответить. Сцена эта была такой неприятной, что я увел Йодля в другую комнату, оставив их наедине». После этого Геринг сказался больным и уединился в Каринхалле, удалившись от соперников, значительно укрепивших свои позиции. Так, Гиммлер был назначен командующим Резервной армией, сменив на этом посту генерала Фромма[563]
. Геббельс стал главным уполномоченным по ведению тотальной войны. Бургдорф стал шеф-адъютантом Гитлера вместо тяжело раненного Шмундта. Мартин Борман, «Мефистофель фюрера», тоже значительно укрепил свое влияние после покушения 20 июля. И все эти зловещие фигуры окружали пострадавшего от покушения фюрера, по мнению Геринга, намного сильнее, чем это могло показаться. «После покушения, – признал он впоследствии, – Гитлер сильно переменился, потерял душевное равновесие, его руки и ноги дрожали, он никак не мог привести в порядок свои мысли. Начиная с того времени он больше не покидал свой бункер, не дышал свежим воздухом, потому что солнечный свет раздражал его глаза. Он без колебания выносил смертные приговоры и никому не доверял».Так и было. Военный судья Фрейхер фон Хаммерштейн тоже вспоминал, что «фюрер протестовал против мягких обвинительных приговоров, выносимых трибуналами люфтваффе, и говорил при этом: “Я хочу, чтобы в люфтваффе стали наконец выносить смертные приговоры!” После этого Геринг начал звонить мне ежедневно и спрашивать: “Где же смертные приговоры?”». В очередной раз в душе Германа Геринга рабская покорность взяла верх…
В течение следующего месяца, когда рейхсмаршал все еще болел, шли ожесточенные бои на всех четырех решающих направлениях. Боевые действия разворачивались в опасной близости от границ рейха. Четвертого августа финский парламент специальным законом провозгласил маршала Маннергейма президентом страны, что таило в себе опасность сепаратного мира Финляндии с Советским Союзом. Южнее Финляндии две советские армии, действуя по сходящимся направлениям, вышли к Риге и на берег Балтики. В центре 1-й Белорусский фронт Рокоссовского достиг предместий Варшавы. А на юге 2-й и 3-й Украинские фронты готовились начать из Молдавии крупное наступление в направлении Плоешти и Бухареста. На западе заканчивалась позиционная война: американские танки прорвались к Арваншу, соединились с британскими и канадскими передовыми частями, продвигавшимися со стороны Кана, и теперь угрожали немецкой обороне между Фалезом и Аржантаном. Как всегда, Гитлер запретил любой отход, и 20 августа пятнадцать немецких дивизий оказались в окружении в районе Фалеза, будучи лишены всякой авиационной поддержки, поскольку число истребителей в 3-м воздушном флоте сократилось до 75 машин, да и для тех не было горючего…[564]
В это же время другие американские дивизии быстро продвинулись к Шартру, Дрё и Орлеану, форсировали Сену и приблизились к Парижу, где 19 августа началось восстание. В тот же день в Италии союзные войска вступили во Флоренцию. После этого плохие новости начали потоком приходить в ставку Гитлера близ Растенбурга. Двадцать пятого августа капитулировал немецкий гарнизон Парижа, союзные армии высадились в Провансе, взяли Тулон и Марсель и начали двигаться вверх по долине Роны на Гренобль. Двадцать восьмого августа Красная армия взяла Бухарест, и Румыния выступила против Германии, дав тем самым толчок к восстаниям против немцев в Болгарии и в Словакии. А главное, воодушевила партизан Югославии, где отряды Тито сковывали восемнадцать немецких дивизий. Турция также разорвала отношения с Германией…[565]Но по мере того, как ухудшалась стратегическая обстановка, ширились интриги друг против друга руководителей Третьего рейха. Геббельс записал в дневнике 3 августа: «Существенные недостатки нашего способа ведения войны в настоящее время воплощают Риббентроп и Геринг. […] Геринг полностью впал в апатию. Я слышал, что в настоящее время он страдает нарушением кровообращения. Его сильно упрекают в том, что он забросил свой штаб в дюнах Роминтена и переселился в Каринхалл. То, что он скрыл это от фюрера, показывает, какие мысли владеют им в настоящее время. Он менее любого другого заслуживает прозвища Железный человек. Риббентроп и Геринг являются тормозами развития национал-социализма времен войны. […] Я попытаюсь подойти к фюреру с другой стороны, чтобы вовлечь его в обсуждение проблем, которые не могут быть решены двумя этими неудачниками».