Хадиша продолжала заниматься делами, а я заметила в углу коробку, которую я отправила шесть недель назад. Она была помята и поломана, раскрыта с одного угла. Я с тревогой подошла и заглянула внутрь. Содержимое было нетронуто, но казалось довольно убогим на фоне всех этих свежих продуктов: яиц, лежавших на облицованном плиткой кухонном столе, керамических чаш, полных мандаринов и баклажанов, цукини и инжира, кинзы, помидоров и, конечно же, ароматных специй. Травы высушивали и в каждом доме смешивали по индивидуальному рецепту. Такая смесь – острая, дурманящая, притягательная – называется рас-эль-ханут, что переводится как «хозяин дома». И на фоне этого изобилия стояли мои унылые припасы, на покупку, упаковку и укладку которых я потратила не один час, не говоря уж о шестистах долларах за доставку. Коробка так и оставалась в углу все время нашего пребывания там. Я больше ни разу не взглянула на нее.
Поздно ночью, перед тем как отправиться спать, мы получили весточку от Вики: ее вернут нам на следующий день, после того как будет получено официальное разрешение. Уставшая и расстроенная, я отправилась спать и проснулась ранним утром от первых звуков голоса муэдзина, сзывающего правоверных на молитву. Призыв раздавался из минаретов, он был похож на далекие, но постепенно приближающиеся сирены. Поначалу я испуганно вскочила, но потом снова легла, и голос успокоил меня. Через два дня я просто перестала обращать на него внимание.
Наше пребывание в Танжере также запомнилось нам удивительной едой. Стоит отдать должное кулинарным талантам Сумайи, ее матери и всех дам, приходивших на кухню на рассвете и остававшихся там еще долго после заката. На завтрак мы ели кашу, на обед – свежую рыбу или бастиллу, в четыре часа дня пили мятный чай с медовой выпечкой.
Ужин был настоящим пиром: овощи с кускусом, баранина и тажин со сливами, острые тефтели в томатном соусе, и все это было приготовлено прямо перед трапезой. Иногда мы ели в кухне, иногда во дворе, отгороженном от мира тяжелыми деревянными воротами. К нам часто приходили друзья, чтобы поболтать, перемежая разговор обрывками французских и английских фраз.
В Танжере много экспатов из Америки, Великобритании, Франции. Однажды мы зашли навестить бывшего главу колумбийского наркокартеля, который бежал из страны и теперь тайно жил здесь, наслаждаясь уединенностью и изысканностью Марокко. Он попросту избавился от своего прошлого, о котором здесь вряд ли кому-то было известно.
Абсалим знал в городе всех. Мы следовали за ним по пятам, проводили с ним время и навещали тех, рядом с кем он вырос. Однажды нас пригласил в свое скромное жилище Пол Боулз; на пристенном столе лежала стопка «High Times». Я пожала его слабую руку: «Я счастлива познакомиться с вами».
Он сидел на краешке двуспальной кровати, застеленной простынями с Микки Маусом. «Я счастлив, что могу сделать вас счастливой, дорогуша», – ответил он.
Мы немного пробыли там, поболтав о нынешнем времени и грядущих переменах. Казалось, что для него это был давно заведенный порядок; благожелатели и пронырливые незваные гости давно стали частью его повседневной жизни.
Как-то ранним вечером мы с Митчем и Брин гуляли и забрели в расположенное прямо у Касбы маленькое прокуренное кафе, где только что начали играть музыку. Скрипки,
Мы оставили щедрые чаевые и попытались поблагодарить их на смеси разных языков: «мерси», «шукран», «иншаллах» (я постоянно, при любой возможности использовала два последних слова). После этого мы решили прогуляться в сумерках, чтобы посмотреть на Средиземное море, Гибралтарский пролив и южный краешек Испании, исчезавшие в темноте. Потом мы пошли домой ужинать.
Когда мы прилетели в Фес, его красота мгновенно развернулась перед нами. Мы словно перенеслись назад во времени: в городе все выглядело так же, как и пять тысяч лет назад. Солнце освещало своими лучами древний базар, и вскоре мы направились к симпатичному отелю