Герои 1812 года

Невзирая на падение Свеаборга, шведы упорствовали в защите Финляндии. Для облегчения участи своих войск, они стали морем подбрасывать подкрепления. 7 июня шведский десант из четырех тысяч человек высадился при Лемо и двинулся к Або. Батальон Либавского полка с одним орудием ненадолго мог задержать шведов, и даже посланный ему на помощь с немногочисленным отрядом генерал Багговут не спасал положения. Коновницын употребил все возможное, чтобы срочно изыскать резервы. Сводный отряд бегом стекался на сборное место. Дав людям десять минут необходимого отдыха, он бросил их на помощь Багговуту, вот уже пять часов отбивавшемуся от превосходящих сил. Приведенная пехота решила дело: Невский батальон усилил стрелков, а Перновский ударил в штыки. Шведы дрогнули и побежали, преследуемые до самого берега.

Позже ему пришлось действовать на «стихии, дотоле ему незнакомой», на море. Когда стало известно о приближении к финскому берегу шведских галер, он оперативно организовал оборону. 22 июня на случай высадки десанта на мысе острова Рунсало поставил в засаде стрелков, а сам возглавил гребную флотилию, на удивление «искусно маневрируя ею, как на сухом пути». Два часа шведы безуспешно атаковали левое крыло русских, но были всегда отбиваемы хладнокровною пальбою с близкого расстояния. Тогда они двинули на Коновницына мощный кулак из двенадцати канонерских лодок. Одновременно, под прикрытием канонады, галера и несколько вражеских транспортных судов подошли к острову, намереваясь высадить десант, чтобы ударить русским в тыл, но артиллерийский огонь и сидевшие на мысу стрелки не допустили неприятеля. Тогда шведы усилили натиск на фланги и принудили их несколько отступить, в то время как по центру ударили шесть их галер и четыре канонерские лодки, намеревавшиеся прорвать линию русских судов. Коновницын и в этой критической ситуации не растерялся, решив напрячь все усилия на то, чтобы потопить флагманскую галеру и тем расстроить их ряды. Намерение его удалось, атакованная сразу пятью лодками, она была тут же подбита и на буксире выведена из-под огня. Та же участь постигла и другую галеру, были подбиты также несколько иолов и канонерских лодок.

Наступившая ночь не принесла русским облегчения, шведы не прекращали огня, намереваясь прорваться за линию судов. Стреляя изо всех своих орудий, они вдруг «с ужасным криком пошли на нас». Но Коновницын не дрогнул. Он дерзко двинул вперед все свои суда, загремело встречное могучее «ура!», громыхнула русская артиллерия, осыпавшая неприятеля картечами, гребцы изо всех сил навалились на весла. Не ожидавшие подобной встречи шведы смешались, отступили и скрылись за острова. Коновницын преследовал их еще с версту. Он доносил: «Ни одно из наших одиннадцати судов не оставляло линии. Исправляя на месте, что было нужно, они снова открывали огонь». До конца жизни с особенной теплотой вспоминал Петр Петрович о своем единственном морском сражении.

В середине лета он был участником другого морского боя, действуя береговыми батареями по шведской флотилии. Когда шведы отступили, главнокомандующий беспечно расположился со своим штабом на заброшенной мызе на пустынном острове Кимито обедать. Внезапно появились скрытно высадившиеся на острове шведы, устремившиеся на мызу. Произошла общая тревога, если не паника. Коновницын поднял в ружье всех, кто мог держать оружие, ударил в штыки и опрокинул неприятеля. Шведы побежали на суда, причем поручик артиллерии «Глухов зажег брандскугелями и принудил сдаться одно неприятельское судно с девятью десятками человек на борту и шестью орудиями конной шведской артиллерии». Всего в этом бою Коновницыным было взято два судна, сто пятьдесят человек пленных и шесть орудий, за что пожалован ему был Георгиевский крест 3-й степени.

По окончании войны в 1809 году Коновницын был назначен командиром 3-й пехотной дивизии, а также шефом Черниговского мушкетерского полка. В продолжение двух предшествовавших 1812 году лет, по случаю разрыва с Англией, он охранял со своей дивизией и войсками, расположенными по берегам Балтийского моря, «все побережье от Полангена до Гаапсаля, включая Эзель и Даго». Предупреждая возможности неприятельских высадок, он «неустанно заботился об устройстве вверенной ему дивизии и довел ее до истинного совершенства». Когда в начале 1812 года Александр I инспектировал 1-ю Западную армию, то 3-ю пехотную дивизию выделил изо всей армии. Ее начальнику была пожалована теперь уже вторая, украшенная алмазами табакерка с портретом царя, который удостоил награжденного завтракать у него в Троках — редкое для того времени отличие, и каждого нижнего чина дивизии наделил пятью рублями. Похвалы императора командир счастливым счел для себя разделить с «господами полковыми командирами, как товарищами, коих ценить и уважать я истинно умею», — писал он в приказе по дивизии.