Герой

Правда, надо заметить, что отец часто делал ему подарки. Стоило только Давиду попросить у мамы, какую-нибудь игрушку как через день или два, та появлялась в постели Додика. И он, просыпаясь утром, радостно широко открывал глаза и звал мать, чтобы она увидела новый подарок.

Женщина приходила, удивлённо взмахивала руками и рассказывала сыну, какой у них удивительный папочка. Как он угадывает мысли малыша и, какие замечательные игрушки дарит.

В эти минуты Давид отца обожал, понимал, что тот много работает, и ждал с тоской дня его прихода. Когда этот день придёт — ему не могла сказать даже мама.

Многим позже Додик узнал, что у его отца была другая, настоящая семья. Другой, более близкий ребёнок. А подарки, на самом деле, покупала его мать. Но в то время, его маленькое, детское сердце, не могло бы оценить подобное коварство.

Додик рос, что называется, «тепличным растением». В раннем детстве воспитывался бабушкой — маминой мамой. Но сейчас её совсем не помнил. А в садик был оформлен уже в подготовительную группу.

Ему было боязно, и совершенно не хотелось попадать белой вороной в чёрный коллектив. Но мама сказала, что так надо, объяснила и утешила фразой — «дальше будет легче».

Давид не понял, но согласился, потому, как по тону сказанного — было ясно, что капризы неуместны.

Его сразу же обступила стая ребятишек. Кто такой, почему раньше в садик не ходил, где живёшь? Давид отвечал на все вопросы, немного стесняясь и почему-то ожидая подвоха.

Так оно и произошло. Всё бы ничего, но там был один рыжий мальчишка по имени Женя.

— Эй! — крикнул он, — а ты знаешь, что все кто живут на твоей улице — дураки.

Почему он так решил, этот Женя, для Давида по сей день, тайна. Но, тем не менее, реплика произвела впечатление, особенно на девчонок. Они хором загоготали.

— Да, да, дураки, — ехидно продолжал Женя, — значит, ты тоже дурак.

Давид смотрел на толпу ребят и чувствовал, как трясётся его нижняя губа, а в глазах появляется влага. Он отвернулся и заплакал.

Маленькие девочки и мальчики разошлись, каждый по своим маленьким делам, а Давид сел на один из стульев, располагавшихся по периметру комнаты, и в одиночестве продолжал глотать солёные слёзы.

Вот тогда-то к нему и подошли братья Айнулловы. Они были похожи друг на друга, как две капли растительного масла. Крепыши с жёлтым оттенком кожи.

— Чего ревёшь? — спросили они, чуть ли не в один голос.

— Надо было пихнуть его в живот, — продолжил тот, которого, как выяснилось позже, звали Алексеем.

— Чего сделать? — переспросил Давид, больше не оттого, что не расслышал вопроса, а для того, чтобы не оставаться одному, в этом пугающем мире детского сада.

— В живот дать! — повторил второй мальчишка, Павел. И воображая, что делает именно это, размахнулся и несколько раз нанёс удар по животу предполагаемого противника.

— Но я не могу, — пролепетал Давид.

— Ты что, маменькин сынок, — возмутился Алексей, — наш папка говорит, что нельзя быть маменькиным сынком, а то в жизни придется туго. А разве тебя не учит такому твой отец?

— Как это — туго? — всхлипывал Давид, не заметив вопроса об отце.

— А так, как сегодня, например, каждый рыжий может назвать тебя дураком.

— И что нужно делать, что бы ни быть маменькиным сыночком? — почувствовал себя бестолковым Давид.

— Что бы им ни быть, нужно просто им не быть, — многозначительно заключил Алексей, подняв вверх указательный палец.

— Понял? — спросил Павел.

— И что?

— Ты должен наподдавать Женьке, и тогда тебя зауважают.

— Но я не могу, — Давид развёл руками.

— Ну, тогда ты перед всеми останешься бабой, — махнул рукой Павел.

— Кем, кем? — скривился мальчишка.

— Короче так, — строго заговорил Алексей, — мы сейчас приведём его сюда…

— Кого? — отмахивался руками Давид, прекрасно понимая, что от него хотят.

— Не ссы, — похлопал его по плечу Павел, — ты бей, а мы его подержим.

— Но я не могу…

— Эй, — не слушали его братья, — Жека, Жека, — закричали они, снова в один голос.

Женя, игравший с какой-то девочкой, обернулся. И, заметив подзывающих, испуганно махнул головой, «чего, мол, надо».

Один из братьев подозвал его пальцем. Женька скривился, но встал и покорно пошёл на встречу судьбе, в лице двух братьев близнецов.

— Ну, что ты тут развыпендривался, ты зачем обидел нашего друга, а?! — грозно спросил Павел, со всего размаху хлопнув по плечу всё ещё сидящего на стуле Давида. Так, что последний чуть не свалился на пол.

— Ребята, — взмолился Евгений, чувствуя, братья схватили его за руки, — ну я же не знал, что он ваш друг, — я же пошутил.

— А ты не шути так больше, — ухмыльнулся Алексей, и, обратившись к Давиду, сказал, — бей, бей его прямо в живот, мы подержим.

— Но я не могу, — лепетал Давид.

В это время, Женя, покорно стоял в ожидании своей участи, не пытаясь вырваться из цепких рук братьев Айнулловых.

— Не могу, — передразнил Павел, — давай бей, маменькин сынок, бей, а то тебе наподдаём.

Фраза по поводу «мы тебе наподдаём», сказанная его новыми друзьями, возымела свою силу.