Июль 1941-го, река Березина, район Борисова… Здесь, пожалуй, впервые с момента вероломного перехода советской границы немецкие танковые генералы получили урок стойкой и при этом активной обороны. «Радисты моего командирского танка получили сообщение об атаке русскими танками и самолетами переправы на Березине у Борисова… — вспоминал тогдашний командующий 2-й танковой группой генерал-полковник Гейнц Гудериан, известный далеко за пределами Германии теоретик и практик глубоких танковых прорывов. — 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы»{263}
. И хотя «атаки были отбиты с большими потерями для русских», гитлеровский генерал не мог скрыть своего сильного впечатления от тех боев 2 июля.Урок немецкой танковой дивизии генерал-майора Вальтера Неринга — и это уже на второй неделе войны — преподала 1-я Московская мотострелковая дивизия, которой командовал полковник Яков Григорьевич Крейзер. Дивизия была укомплектована по штатам военного времени, хорошо подготовлена и имела на вооружении танки Т-34. Она была в числе тех немногих соединений, которые были переброшены на рубеж Березины, остававшейся единственной естественной водной преградой на пути к Смоленску, с задачей любой ценой задержать наступление немцев, чтобы дать возможность соединениям Красной армии, перебрасываемым из глубины страны, организовать оборону в верховьях Днепра.
В первых числах июля противник понес большие потери, но тем не менее сумел овладеть восточной частью Борисова и создать, таким образом, плацдарм на Березине. Командир 44-го стрелкового корпуса комдив В. А. Юшкевич 2 июля по согласованию с командующим 13-й армией Западного фронта генерал-лейтенантом П. М. Филатовым приказал полковнику Крейзеру восстановить положение, и тогда же на восточном берегу Березины развернулись ожесточенные бои. Противник значительно превосходил крейзеровцев в силах, а в воздухе безраздельно господствовали люфтваффе, эксперты которых гонялись буквально за каждой машиной. Однако дивизия продолжала оказывать противнику серьезное сопротивление.
Немцы пытались подорвать боевой дух подчиненных Якова Григорьевича не только силой оружия, но и банальным антисемитизмом. На боевые порядки дивизии посыпались листовки с таким текстом: «Русские воины! Кому вы доверяете свою жизнь? Ваш командир — еврей Янкель Крейзер. Неужели вы верите, что Янкель спасет вас? Сдавайтесь в плен, а с Янкелем поступайте так, как надо поступать с жидами…» От полковника грязную поделку ретивых «Геббельсов» не стали скрывать.
— Да, дома меня действительно называли Янкелем. Хорошее имя, я горжусь им, — отреагировал он и продолжил заниматься организацией боя.
Забегая вперед скажем, что лучшим ответом геббельсовским пропагандистам-антисемитам стали слова бывшего командующего 17-й немецкой армией в Крыму, генерал-полковника Эрвина Йенеке, чистокровного арийца. Осужденный на 25 лет военным трибуналом Черноморского флота как военный преступник, он на суде 23 ноября 1947 г. в Севастополе заявил: «Я был удивлен, узнав, что сильной армией русских командует еврей Крейзер. Я преклоняюсь перед его военной стратегией, хотя непостижимо, что арийцы отступили»{264}
.Подчиненные же верили своему командиру, им была важна не национальность Крейзера, а его способность умело управлять войсками. В последнем же сомнений не было ни у кого. Недаром красноармеец Свинкин и младший командир Рыкалин сложили о нем трогательную своей бесхитростностью песню:
Своеобразным ответом воинов-москвичей на антисемитские выпады в отношении их командира стали боевые дела дивизии: в ходе ожесточенных боев с 30 июня по 3 июля было уничтожено около 60 танков и до трех тысяч солдат и офицеров противника.
Представить обстоятельства тех событий более наглядно позволяет их очевидец — генерал армии С. П. Иванов, бывший тогда заместителем начальника штаба 13-й армии: «Утром 3 июля нам довелось встретиться с генералом А. И. Еременко [на тот момент — командующий Западным фронтом. —