Герои. Человечество и чудовища. Поиски и приключения

С того самого мига Беллерофонт сделался одержим крылатым конем – и наяву, и во сне, и в грезах. В любой свободный час дня и многими долгими ночами Беллерофонт наблюдал за конем со всевозможных точек и из потайных мест. В надежде спрыгнуть коню на спину забирался на деревья, но зверь всякий раз унюхивал его. Всюду вокруг родника и на тропе, ведшей к очередному своему укрытию, Беллерофонт накладывал коню кучки яблок, морковок и сена, но Пегас был гораздо проницательнее. Беллерофонту разок удалось подобраться достаточно близко, чтобы прикоснуться к коню, но не успел Беллерофонт запрыгнуть ему на спину, как Пегас взбрыкнул, метнулся в воздух и умчал за облака. Оставалось лишь надеяться, что застенчивое, нервное созданье со временем привыкнет к запаху своего преследователя, к его голосу и присутствию и научится ему доверять. А пока Беллерофонт решил не оставлять Пегаса ни ночью, ни днем. Нет, не сдаваться.

Мать Беллерофонта Эвринома заметила темные круги под глазами у сына, его зевки и раздражительность, и сочла, что обожаемый сын страдает от безответной любви. Предпочтя не дразнить и не допрашивать чувствительного юношу на столь деликатную тему, она призвала жреца и провидца ПОЛИИДА и попросила его перемолвиться с сыном, как мужчина с мужчиной.

– Это не ее дело, – рявкнул Беллерофонт, когда Полиид изложил суть поставленной ему задачи. – Она не поймет.

– Разумеется, – согласился Полиид. – Зато я пойму.

– Ты-то конечно. Ты же прорицатель, а значит, наверняка уже осведомлен обо всем, чему предстоит случиться и о чем я думаю.

– А вот грубить незачем. Да, вижу я многое. Иногда лишь силуэты, очертания. Я смотрю в твои глаза и вижу… да, я вижу что-то, подобное любви. Но не к девушке. И не к юноше. Нет, я вижу коня.

Беллерофон вспыхнул.

– Не говори гадостей. Не влюблен я в коня.

– «Что-то, подобное любви» я сказал. Уж не тот ли это конь, о котором все толкуют? Конь, что зовется Пегасом?

При звуках этого имени Беллерофонта прорвало.

– Ох, Полиид, если б только удалось приручить его! Мы созданы друг для друга, я это чувствую. Но он меня не подпускает, и не удается мне сказать ему, что никакого вреда я ему не причиню.

– Ну, если тебе действительно необходимо объездить этого коня…

– Да, да!

– Ступай в храм Афины. Там тебе надо простереться на полу, закрыть глаза и попросить богиню о помощи. Ха! Я вижу разочарование в твоем взгляде. Знаю, ты думаешь, я шарлатан… О да, чего тут отрицать, именно так ты и думаешь… Но сам прикинь: если я не прав, что ты теряешь? Получишь возможность рассказать всем своим друзьям, что Полиид – старый жулик, клейма ставить негде, как ты и подозревал. А если я прав… что ж…

Бормоча про себя, какой же он доверчивый болван, Беллерофонт побрел к храму. Подождал до позднего вечера, пока не разошлись последние верующие, и затем двинулся в целлу, озаренную одиноким пламенем, что мерцало в медной плошке; здесь было пусто, если не считать древней, беззубой, но липуче-приветливой жрицы. Беллерофонт вложил серебро ей в ладонь, опустился на колени и простерся на твердом каменном полу, как наказал ему Полиид.

Густое облако благовоний, какое нагнала жрица в храм, жгло горло и ноздри; Беллерофонт попытался сосредоточиться на молитве, но осознал, что давится и кашляет. Жрица квохтала и пела, мысли у Беллерофонта свивало и закручивало, как дым из курильницы, странные образы и звуки заполняли голову.

– Беллерофонт, Беллерофонт, – послышался суровый женский голос. – Действительно ли осмелишься ты объездить Посейдонова сына?

– Я думал, это я

Посейдонов сын, – проговорил Беллерофонт то ли вслух, то ли нет – и не разберешь. Уж не сама ли Афина – вот эта сияющая фигура, что мерцает перед ним?

– Ты и есть мой сын, – раздался голос побасовитее. И вот уж словно бы восстало перед Беллерофонтом громадное бородатое лицо Посейдона, сыпавшее каплями морской воды. – Крылатый Пегас – тоже.

В тумане памяти Беллерофонт вспомнил, как ему рассказывали, будто Посейдон совокупился с Медузой, а после этого Афина превратила ее в горгону. Если это правда, тогда Пегас и впрямь мог быть чадом морского бога.

– Он пугливее любого коня из всех, с какими тебе доводилось обращаться, – сказала Афина. – Возьми с собой золотую уздечку, и Пегас подчинится тебе.

Беллерофонту хотелось спросить, какую такую золотую уздечку, но слова не шли из уст.

– Выезжай его бережно. В конце концов, он твой единокровный брат, – сказал Посейдон. Забурлив смехом, он исчез.

– И применяй смекалку, – добавила Афина. – Одной лишь силой этого коня не подчинить. – И тоже засмеялась, но смех богов оказался скрипучим клекотом старухи, и Беллерофонт почувствовал себя так, будто его только что грубо разбудили.

– Ты слюни пускал, милый. Слюни пускал да чепуху лопотал.

Беллерофонт встал. Не зная, куда себя деть, предложил жрице еще одну серебряную монету.

– Благословляю тебя, дитя. Сумку не забудь.

Он глянул на пол, куда она показывала, и увидел мешок.

– Это не мое…

– О, думаю, твое, милый.