Герой должен быть один

В-четвертых же, доблестному Амфитриону, блистательному полководцу и опытному воину, надлежит на тот случай, если поступок Алкида окажется все-таки богоугодным, продумать план военных действий, а также заблаговременно отправить гонцов к покинувшим Фивы Автолику Гермесиду и Кастору Диоскуру с целью привлечения последних в качестве союзников; Ифита же Ойхаллийского привлекать, к сожалению, не следует, потому что басилей Эврит отзывает наследника на Эвбею, о чем и уведомил с посланцем.

На этом аудиенция была закончена.

И вот сейчас Амфитрион стоял, ожидая, пока слепой рапсод допоет очередной панегирик Гермесу-Психопомпу, чтобы опустить в его щербатую миску две вяленые (непременно вяленые, а не сушеные или, допустим, жареные) рыбешки.

Дождался.

Опустил.

И пошел домой, спиной чувствуя взгляды толпы: восхищенные – молодежи, раздраженные – стариков, сомневающиеся – людей среднего возраста, испуганно-ненавидящие – женщин.

Все они были фиванцы.

Да и сам Амфитрион давно уже чувствовал себя фиванцем, почти забыв родные Микены.

…Рыбы сработали безотказно – Килленец поджидал Амфитриона на пороге своего ничуть не изменившегося дома; да и сам Гермий выглядел абсолютно прежним.

Вот только разве что не улыбался, как обычно.

– Радуйся, Гермий, – устало произнес Амфитрион, садясь рядом и стараясь не опуститься на край Гермесова хитона понтийского полотна.

«Интересно, кто ему одежду стирает?» – мелькнула совершенно дурацкая мысль.

– Радуйся, Амфитрион, – серьезно ответил вечно юный бог, и Амфитриону вдруг показалось, что в углах чувственного рта Гермия залегли горькие складки, а от внимательных глаз – единственного, что выдавало возраст Лукавого – разбежались и почти сразу скрылись предательские морщинки. – Радуйся, Амфитрион, хотя радоваться нам особо нечему – ни тебе, ни мне.

После этих слов оба некоторое время молчали.

– Что с мальчиками? – выдавил наконец Амфитрион.

– С ними-то как раз все в порядке, чего не скажешь о минийцах. Только вот… уж больно много здесь совпадений. Сели мы втроем – я, Дионис и Пан, – решили это дело обмыть… сам понимаешь, не каждый день братья Киферонских львов убивают (Амфитрион вскинулся, даже как-то сразу помолодел, но перебивать Гермия не стал), только-только первый бурдючок приговорили после ухода наших героев, как прибегает к нам старый знакомец – колчеухий сатир Фороней. И кричит, что видел на Кифероне моего любимого братца Арея! Ни мало ни много!

– Эниалия? – не выдержал Амфитрион. – Бога войны?! Он действительно был на Кифероне?!

Гермий развел руками.

– Не знаю. Хотя, с другой стороны, – с чего бы Форонею врать? Тем более, что гордиться такой встречей глупо. Фороней Арею: «Радуйся, великий Арей-шлемоносец!» – а тот Форонею пинка в зад дал и исчез. Небось открыл Дромос и ушел. Короче, выслушал я Форонея, взяло меня беспокойство, допили мы второй бурдючок…

Красноречивый взгляд Амфитриона привел к невозможному – Лукавый смутился.

– Да сам теперь вижу, что поздно спохватился… ну, не люблю я Арея! Вот и решил с Паном в укромном месте пересидеть, чтоб лишний раз не встречаться! А к вечеру по лесу уже шум пошел о побоище; я сразу на пастушью стоянку, смотрю – нет братьев! К утру лишь явились, бледные, глаза в землю… Приступ, говорят, у Алкида был не вовремя, а тут – минийцы, как назло!

– Значит, все-таки приступ, – обреченно прошептал Амфитрион, и всю его ложную молодость как ветром сдуло.

Пятьдесят лет, год в год, полголовы в седине.

– А Ификл, Ификл где же был?!

– Вот и я на него набросился: где ты, подлец, был, почему проворонил?! Я на него, а он на меня… – Гермий отчего-то завертел головой, словно разминая затекшую шею, и глаза Лукавого потемнели от воспоминаний. – В общем, уел меня твой Ификл. Никто вроде бы не виноват: и приступ неожиданный, и Ификл по делу вперед побежал, и минийцы, как дождь на голову, и Арей чуть ли не пролетом по своим делам – а уж больно все сложилось не по-доброму. Не верю я таким совпадениям!

– Никто не виноват, – словно и не слыша последних слов Гермия, медленно повторил Амфитрион. – Послы искалечены, война на носу, и никто, кроме Алкида, не виноват…

– Не совсем так, почтенный лавагет, – впервые за весь разговор чуть улыбнулся Лукавый. – Не совсем так. Сосланный из Фив Алкид – то есть не совсем полноправный фиванец – встретил орхоменцев на нейтральной территории, где они, в свою очередь, еще не являлись для него полноправными послами (Амфитрион резко вскинул голову, жадно впитывая слова юноши-бога, как сухая губка – влагу). Шестеро вооруженных минийцев, повстречав одного безоружного Алкида, пренебрегли приличиями и стали оскорблять нашего героя – зарвавшись и в конце концов оскорбив его отца!

– Ну и что? – не понял Амфитрион. – Тоже мне повод для войны: минийцы меня оскорбили!

– При чем тут ты? – очень искренне удивился Гермий. – Я ж тебе говорю: оскорбили Алкидова Отца! Дошло – или повторить?

– А… приступ? – растерялся Амфитрион, никогда раньше не задумывавшийся, за что Лукавый получил свое прозвище.