Герой должен быть один

– Какой приступ? Приступ праведного гнева, охвативший героя, когда тот услышал богохульства в адрес самого Громовержца?!

– Они… они действительно оскорбляли Зевса?

– А какое твое дело? Достаточно того, что так считает сам Зевс.

– Значит, Алкид невиновен?

– Значит, невиновен. И как раз сейчас делегация знатных граждан Фив во главе с самим басилеем Креонтом возвращается от прорицателя Тиресия, который сообщил им все необходимое.

– Это хорошо… Гермий, это очень хорошо! То, что мы будем правы в глазах ахейцев, – это просто здорово! Я сегодня же приму полномочия лавагета и…

– Вы собираетесь наступать или обороняться?

– Я не перебивал тебя, Гермий! – жестко отрезал Амфитрион. – Но отвечу: мы вынуждены наступать. Войну с Орхоменом поддержит в основном молодежь, а молодые не умеют защищаться, они перегорят, ожидая за стенами… да и стены наши обветшали. Я сам поведу фиванцев на Орхомен!

– Тогда Алкид и Ификл присоединятся к тебе на Восточном перевале.

– Ладно. Но сперва мне хотелось бы знать – на чьей стороне будете вы, боги? Плох тот лавагет, который не пытается выяснить планы всех участвующих сторон… потому что иначе не определить возможных союзников и противников.

– И ты, смертный, спрашиваешь это у меня?! У меня, одного из двенадцати Олимпийцев?!

– Да, спрашиваю. Я бы спросил у других – но у кого? Не в храм же идти, или к гадателю… Итак?

И Гермий заговорил – медленно, запинаясь, удивляясь самому себе.

…тогда он успел вовремя. От него, легконогого Гермия, узнал грозный Дий-Отец о послах-богохульниках и каре, постигшей минийцев от руки героя. Так что когда явилась встревоженная Семья на Олимп – лишь усмехнулся Громовержец, ибо знал больше других.

Или думал, что знает.

Не посмели боги перечить Крониду – чист перед Семьей оказался его сын от Алкмены. Но когда захотел Зевс возлюбленного сына избавить от тягот и опасностей войны, дабы сберечь для дел грядущих, – возроптали боги, даже те, кто всегда был послушен слову Дия.

Не было на Олимпе лишь кровавого Арея, но кому не известно мнение Эниалия по поводу любой войны и участия в ней героев? Не явился и Владыка Гадес (по-земному – Аид), передав через Гермия: «Нет мне дела до войн живых. Тени же мертвых – приму».

И сказала Гера, Супруга Державного: «Начал герой богоравный войну – что ж, посмотрим, на что он способен!»

И молвил Сотрясатель Земли Посейдон: «Согласен я с Сестрою. У меня самого сыновей-героев – хоть море пруди. Поучиться хочу я у Зевса, каких надо героев зачинать!»

И поддержали их сребролукий Феб-Аполлон, и сестра его Артемида-девственница, и Афина-Тритогенейя, Защитница Городов, и Гестия, и другие.

Когда же спросили Вакха-Диониса о его мнении и высказал мнение свое кудрявый бог – взашей прогнал его Зевс-Отец вместе с булькающим мнением его, ибо грозил Семейный совет превратиться в очередную попойку.

«Быть посему, – решил Громовержец. – Примет участие сын мой в войне между Фивами и Орхоменом. Но и Семья пусть стоит в стороне, не участвуя в распре! В деле увидеть героя хотели – смотрите, но горе тому, кто вмешается в схватку! Все свободны».

И поклялись собравшиеся на Олимпе боги черным Стиксом, что будут лишь зрителями в войне смертных.

Все это Лукавый изложил Амфитриону.

– Еще раз спасибо, Гермий, – был ответ. – Это то, что я хотел знать: исход войны зависит только от нас, людей. И все-таки ты прав – слишком много совпадений. Неожиданный приступ у Алкида, отсутствие рядом Ификла, появление минийцев… нет, сперва Ификл, потом минийцы, и только затем приступ… ах да, еще Арей по Киферону шляется, сатиров пинает! Слушай, Гермий, а там поблизости никого больше не видели?

– Тебе одного Арея мало?

– Ну пусть не из богов – из смертных или еще каких?!

– Да что ты ко мне пристал?! Мало ли кто там был – сатиры, нимфы, пастухи, козлы с козами, старуха эта с внуком, которого Ификл спас, потом я там был с Паном и Дионисом!.. Хватит?!

– Стой! Какая еще старуха?

– Ификл твой по дороге бабку какую-то встретил… только она-то тут при чем?! Бабка себе и бабка…

– Вопросы здесь задаю я! – как на допросе пленника, рявкнул побагровевший Амфитрион.

И осекся.

– Ну, ты понимаешь, – совсем невпопад закончил он извиняющимся тоном.

Но опешивший Гермий, видимо, и впрямь что-то понял – или притворился, что понял – и принялся вслух припоминать уже успевшие улетучиться из головы подробности Ификлова рассказа.

– Звали, звали ее как?! – чуть ли не выкрикнул Амфитрион под конец воспоминаний Килленца. – Ификл тебе сказал?

– Сказал, – растерянно ответил Лукавый. – А я забыл.

– Вспомни, Гермий, постарайся!

– Далась тебе эта старуха! Ну, шла себе из Фив на Киферон, родню небось проведать хотела… братьев, говорит, в детстве лечила, животики у них, проглотов, болели!.. Еще Илифий от родильного ложа гоняла…

– Галинтиада! – резко выдохнул Амфитрион. – Галинтиада, дочь Пройта!

– Точно, Галинтиада! – обрадовался Гермий. – А… что?

– Пока ничего. Еще одно совпадение. Вот что мне интересно – Галинтиада говаривала, что служит Гекате… скажи-ка, Гермий, вы знаете своих постоянных служителей?

– Конечно. Не всех, но многих.