Если опустить цветистости и поминание Всевышнего, случилось вот что. Шамиль истолковал видение так, что он сам (белый орел) со своими ближними мюридами должен поворачивать обратно в Чечню, а Хаджи-Мурат (орел бурый) с отрядом пускай движется в Семиаулье, но не прямым путем, по дороге, а сторонним - узкими горными тропами. Наиб заспорил с имамом, не желая тратить лишнее время и утомлять лошадей, но Шамиль пригрозил ему небесной карой, и Хаджи-Мурат послушался. Он со своими джигитами ехал день и ночь, а в долину спустился только нынче утром.
- Так вот почему на горе нет дыма! Оказывается, в долину есть другой путь! - воскликнул генерал. - Шамиль, выходит, от нас ускользнул!
Разочарованию не было предела. Зато разом объяснились все загадки. Хаджи-Мурат прибыл слишком поздно, чтобы устроить крепкую оборону в горловине. А жители, несмотря на наше наступление, поголовно взбунтовались под воздействием религиозного фанатизма - так впечатлил их вещий сон имама.
Пленник захихикал, видя перекошенные лица врагов, и сказал еще что-то.
- Он говорит, ихние лазутчики знают про засаду на восточной дороге, - перевел прапорщик. - Твои аскеры, урус-генерал, могут там сидеть хоть до конца мира. Люди Семи аулов уйдут за Хаджи-Муратом горной тропой.
- Дозвольте, ваше превосходительство. - Вперед шагнул Честноков и вдруг схватил муллу за бороду. - А ну говори, черт, где начинается эта тропа. Надо туда казаков послать, чтоб бунтовщикам отступать было некуда!
Старик рассмеялся и плюнул жандарму в лицо. А потом высунул язык, прикусив его крепкими белыми зубами: мол, откушу, но не скажу.
- Дело большое, от него исход всей экспедиции зависит. - Майор утерся, деловито оглядывая деревенскую площадь, где происходил допрос. - Это, Александр Фаддеич, по моей части. Дозвольте я с аллаховым служителем по-своему потолкую.
- Что ж, потолкуйте. - Фигнер был мрачнее тучи. Он-то представлял себя покорителем Кавказа, а теперь дело сулило закончиться пшиком. - Если перехватим тропу, то пусть не Шамиля, хоть Хаджи-Мурата возьмем. Только уж вы побыстрей.
- Я живенько.
Генерал со штабом тронулись дальше, а Иван Иванович махнул двум своим солдатам, шепнул им что-то. Старика взяли под руки и отволокли к старому вязу, росшему посреди годекана. Вокруг всё грохотало и рушилось: солдаты взрывали сакли, крушили заборы, в щепки рубили ворота. Под сапогами хрустели осколки расколоченной глиняной посуды, в воздухе летал пух, а из нескольких мест тянуло чадом.
Мне было интересно, каким образом майор станет развязывать упрямцу язык. Мысль о пытке в мою голову не приходила - для европейской армии, каковою являлась наша российская, это было невообразимо. Другое дело - порка, она считалась делом вполне обыденным. Поэтому, когда я увидел, что с муллы срывают одежду, решил: будут сечь.
Но вышло не то. По указанию Честнокова солдаты привязали пленнику к щиколотке веревку, перекинули ее через сук и натянули, так что бедняга оказался висящим вниз головой. Свободная его нога нелепо дергалась в воздухе, борода висела, касаясь земли, лицо быстро налилось кровью и почти почернело. Вид обнаженного старческого тела был тягостен. Сначала мулла пытался закрывать руками (они были свободны) срамное место, но потом, видно, решил, что гяуров стесняться нечего, и прижал ладони к груди. Его била судорога, и он рывками покачивался из стороны в сторону, однако не издавал ни звука.
Майор присел на корточки, велел переводчику повторить вопрос о тропе. Губы старика зашевелились.
- Что он, образумился? - нетерпеливо спросил Честноков.
- Нет, он молится, - ответил милицейский прапорщик и приложил руку сначала ко лбу, потом к груди. - Зря теряете время. Ничего он не скажет.
- Ну пускай висит, пока не издохнет. В назидание прочим. - Майор распрямился. - Невзоров! Примкни штык и стой в карауле, пусть арьергард пройдет, полюбуется. Потом распорешь ему брюхо - чтоб кишки висели.
Жандармский унтер-офицер козырнул:
- Так точно, ваше высокоблагородие. Не впервой.
Здесь майор поймал мой негодующий взгляд.
- Вещий сон, как же, - процедил он. Его прищуренные глаза обожгли меня злым огнем. - Меня не обдуришь. Я с самого начала подозревал, что дело нечисто. Шамиль - чертяка хитрый. Будем разбираться, что за сорока вам с Никитиным весточку на хвосте принесла. Но сначала поглядим, не будет ли еще каких сюрпризов.
Сердце у меня сжалось. Как бы вместо награды дело не окончилось следствием. Вместо того чтоб высказать Честнокову протест по поводу азиатской экзекуции пленного, я смолчал.
Обозные с саперами продолжали разрушать деревню, а боевые части, построившись в колонну, шли через площадь дальше на восток. Предстояло стереть с лица земли три оставшихся селения. Солдаты угрюмо смотрели на корчащегося старца. Не раздавалось ни одного глумливого выкрика, зато многие выразительно плевали унтеру под ноги, а кое-кто даже на сапоги. Бравый Невзоров почел за благо не мозолить глаза и куда-то исчез - очевидно, рассудил, что свирепое свое поручение исполнит, когда уйдут войска.