Герой иного времени

- Тот, кого мы ждем, хитер и осторожен, - ответил им Эмархан. - Мимо места, удобного для засады, наверняка промчит вскачь. Трудно будет целиться. Если промажем или только раним, плохо. Стреляет он, как шайтан.

- На все воля Аллаха, - сказал Байзет. Он среди четырех черкесов годами был старший.

- Аллах помогает умным.

И главный злодей снова перешел на русский:

- Что тебе дороже, Сысой, - жизнь или нога?

- Жизнь, ваше степенство, - не замедлился с ответом Жуков.

- Ну тогда терпи.

Эмархан кивнул толстяку. Тот взмахнул ружьем. Кованый приклад с размаху опустился на лодыжку Сысоя Авдеича. То-то больно! Заорал он, сердешный, повалился.

- Сейчас не кричи, потом кричи, - наклонился над ним крюконосый мучитель. - Если жить хочешь. Подъедут двое. Вот тогда плачь, проси помощь. Христом-Богом и по-всякому, как у вас принято. Ты меня понял или нет?

Говорил он негромко, но до того страшно, что Жуков и орать позабыл. Хотел спросить, зачем это, но не осмелился. Обещал всё в точности исполнить, только пусть больше не бьют, не терзают.

Вдруг донесся частый стук. С русской стороны на дорогу вылетел конный в стелющейся по ветру бурке.

- Едут! Едут! - закричал по-черкесски. - Из ущелья! Двое! Один в черном! Другой в белом!

- Мужчина в чем? - спросил Эмархан.

- Не поймешь. В башлыках они.

- С коня спустится мужчина, - сказал главарь. - В него и стреляйте. Если же оба останутся в седле или оба спустятся, в черного целим я, Реза и Байзет. Остальные четверо в белого. С пятидесяти шагов по неподвижной мишени такие джигиты, как вы, не промахнутся.

Черкесы переглянулись.

- Ты не говорил, что их будет двое и что там женщина. Убивать женщину - харам.

Это сказал Байзет.

- Я говорил, что за голову этого человека дают тысячу рублей. На самом деле три. Хотел остальное себе взять. Но так и быть, все три тысячи будут ваши.

Черкесы загалдели промеж собой, а толстый Реза по-лезгински шепнул (Жуков слышал):

- Господин, как можно? У нас совсем нет денег.

- У него письмо, которое может стоить мне жизни, - так же тихо ответил Эмархан. - Пусть грязные псы забирают выкуп себе.

Черкесы закончили спорить.

Старший, прищурясь, спросил:

- А русские с наградой не обманут?

- Нет. В бумаге написано: три тысячи тому, кто доставит его или его голову. Этот человек убил большого начальника. Я ручаюсь, что деньги будут ваши.

(По-ихнему это звучало "даю свою правую руку").

Ручательство успокоило остальных.

- Пусть все они переубивают друг друга, - сказал Байзет. - На место, джигиты!

Кроме Эмархана все побежали вверх по склону, в заросли.

- Если он не слезет с коня, я тебя, как барана, зарежу, - сказал напоследок Сысою Авдеичу жуткий человек.

И тоже убежал.

Остался страдалец лежать посередь дороги. Боялся пошевелиться, нога казненная пылала огнем. Но не кричал Жуков, силы берег. Только поскуливал. И молился, всё время молился святым заступникам.

Минут пять прошло или десять - показались из-за поворота два всадника. Эмархан угадал: близ лесистого склона, вплотную подходившего к дороге, они запустили быстрой рысью.

Жуков приподнялся на локте, другой рукой замахал. Один конник был в белой бурке и белом башлыке, другой во всем черном. Только шагах в двадцати стало видно: черный - с малыми усишками, а белый - баба. Бесстыдница была в портках и сидела обоконь, как женскому полу неприлично. Притом не черкешенка какая-нибудь, русская.

Когда Сысой Авдеич жалостно возопил: "Помогите люди добрые!", она тонко вскрикнула: "Милый, смотри!". Не разглядела раньше - и то сказать, валялся калека в пыли, пылью же весь перепачканный, будто ворох грязного тряпья на дороге.

Тот, кого баба назвала "милый", придержал коня, но вовсе не остановился, только перешел на шаг.

- Что с вами? - крикнул.

- Упал с коня, расшибся, ногу поломал! - прохныкал Жуков приготовленное. - Христа-Господа ради окажите милосердное воспомоществование!

- Нужно ему помочь. - Женщина натянула поводья. - Отвезем его в то селенье, что мы давеча проезжали.

Мужчина отвечал:

- Нельзя возвращаться. Опасно. - Он зорко оглядывался по сторонам. - Подняться можешь? - Это он уже Сысою Авдеичу. - Подсажу к себе. На ту сторону моста переедем - погляжу, что у тебя с ногой.

Ага, так и разбежался Жуков подсаживаться! Чтоб с ним заодно быть пулями продырявленным?

- Ой, моченьки нету! - заплакал он. - Ой, пропадаю, сердешные! Помогите чем можете! Вас за то Бог наградит!

И баба, не дожидаясь, что усатый решит, спрыгнула на землю.

Ой, пальнут сейчас нехристи, перепугался Сысой Авдеич и пополз к обочине, по-рачьи.

- Хорошо, Алина, - сказал черный и тоже спешился. - Будь по-твоему. Я привяжу его ногу к суку, оставлю ему воду, но ничего больше для него мы сделать не можем... Куда ты, чудак? Что ты всё отползаешь?

Тут ка-ак жахнет! Будто десяток дровосеков разом вдарили в топоры, только громче. И по горам перекатисто зашумело: трах-тах-тах-тах.

Баба как стояла, так без звука и повалилась. А мужчина качнулся, но устоял. В руке у него откуда ни возьмись появился двухствольный пистолет.

- Гадина! - процедил раненый и нацелил Жукову в лоб.

Тот, бедный, взрыдал: