– Вы… Мирлич, зачем вы мучаете меня? – вскричал Даргири с такой силой, что у меня зазвенело в ушах. – Разумеется, я не стану сожалеть о том, что тупой солдафон больше не будет оспаривать у меня честь быть вашим преданным слугой. И конечно же, я не стану особо жалеть о человеке, к которому вы, как мне кажется, тоже проявляли интерес. Но это не значит, что я убил одного из них и оклеветал другого! В конце концов, почем я знаю – не отверг ли вас фрисканд и не подкупили ли вы какого-нибудь негодяя убить его? Да и Бедари вызывал у вас несколько раз приступы ярости своими ухаживаниями за этой деревенской дурочкой…
Именно при этих словах вновь послышались шаги. Сдвинув гибкий стебель, я осторожно выглянул наружу. Это оказалась Глюмдальклич, беспокойно оглядывавшаяся по сторонам.
– О, это ты, Лорич! – фальшиво обрадовалась Мирлич. – А я собиралась зайти к тебе в гости. Бедняжка, ты, наверное очень волнуешься о своем Бедари!
– Конечно, – рассеянно ответила Глюмдальклич. – Но, я надеюсь, его величество не позволит приговорить к смерти невинного человека…
При этих ее словах Даргири, с трудом сдерживавшийся, громко фыркнул и пошел прочь, что-то невнятное бормоча себе под нос. Мирлич последовала за ним.
Раздвинув траву, я выбрался из зарослей лопуха и предстал перед Глюмдальклич. Лицо моей нянюшки прояснилось. Мы продолжили путь в храм.
Здесь, сообщив о королевском решении, Глюмдальклич потребовала служителям показать нам тело убитого. Тот отвел нас в самую дальнюю комнату храма, предназначенную именно для таких случаев. Несмотря на то что любая комната в Бробдингнеге казалась мне огромной, здесь я чувствовал себя так, словно меня поместили в тесный каменный мешок. Впрочем, для любого великана эта комната и была каменным мешком 35 ярдов на двадцать пять – но не менее шестидесяти ярдов в высоту. К тому же стены сходились вверху, образуя нечто вроде купола. Пол был сложен из больших каменных плит, щели между ними были столь велики, что, пожелай я погулять тут, запросто мог бы провалиться по пояс в любую из них.
На длинном высоком столе, размером примерно 30 ярдов на 4, стоявшем на высоких каменных столбах, лежал фрисканд Цисарт. Он был одет в то же платье, в котором его нашли, и тех же сапогах. Рядом с телом лежало орудие убийства – шпага дригмига Бедари.
Видя, что Глюмдальклич изрядно напугана мрачной обстановкой, я попросил ее только поставить меня на стол, после чего она может выйти и подождать снаружи. Понимая, что моего зова она не услышит, я попросил ее прийти через два часа.
Вслед за тем я приступил к делу. За годы моей службы корабельным хирургом я немало насмотрелся и на раны, и на покойников, так что был совершенно уверен в спокойном своем отношении к осмотру. Но Цисарт оказался первым мертвым великаном, мною увиденным. И зрелище это было столь же величественным, сколь и чудовищным; немалого труда стоило мне преодолеть внезапную тошноту, вызванную трупным запахом, которым, казалось, был наполнен весь воздух вокруг огромного стола. Излишняя моя чувствительность к запахам, которых сами бробдингнежцы не ощущают и не замечают, сыграла печальную роль. Дважды, по крайней мере, мне приходилось прерывать свои занятия для того, чтобы, отвернувшись, подбежать к дальнему краю стола и вдохнуть здесь относительно чистый воздух.
Как я уже писал однажды, кожа великанов выглядела вблизи весьма пестро и отталкивающе. Думаю, читатель может сам представить себе, насколько хуже обстояло дело с кожей великана мертвого. Явственная зелень, еще недоступная зрению бробдингнежцев, но явственно видевшаяся мною, образовывала обширные острова на щеках и лбу Фрисканда; оттенков было великое множество – от сине-зеленого до почти черного; поры зияли глубокими черными дырами, лицо бугрилось прыщами, шрамами и бородавками размером никак не меньше двух дюймов, из которых росли толстые черные волосы.
Призвав на помощь всю свою выносливость, я медленно осматривал убитого, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Разумеется, слово «мелочь» применительно к великану кажется смешным – но и она возможна. Например, на указательном пальце правой руки Цисарта я обнаружил синеватое пятно длиною примерно фут и шириною дюйма полтора. Поначалу я воспринял его так же, как пятна на лице офицера, – как результат гниения. Однако, заметив, что в этом месте кожа была несколько придавлена и образовавшаяся ложбина имела округлую форму, я догадался, что пятно было чернильным. Я тотчас вспомнил о записке, которую получил Бедари, и подумал, что, по всей видимости, эту-то записку и писал Цисарт незадолго до смерти.
Впрочем, до рук фрисканда я добрался не сразу. Сначала я осмотрел лицо Цисарта. Здесь кроме трупных пятен явственно были видны следы травяной зелени – особенно на носу и скулах.