По закону жанра обстоятельства жизни героя соотнесены с обстоятельствами жизни Автора (который и сам «<…> милой Мариулы /<…> имя нежное твердил»). Связующим звеном между ними служит не только автобиографический эпилог, не только имя Алеко, сквозь которое просвечивает имя самого Пушкина — Александр. Очень важно предание об Овидии, которое — опять-таки в воспитующих целях — рассказывает Старик. Именно с Овидием, которого Рим изгнал из центра империи на северную окраину, в придунайские области, сравнивает себя Пушкин в стихах периода южной ссылки. Именно с Овидием, который среди вольного народа тосковал по империи, сравнивает Старик Алеко. И все же черта, отделяющая внутренний мир Автора от внутреннего мира героя, проведена отчетливо. Автор опытнее и мудрее Алеко; он не столько рифмует свои переживания с чувствами героя, сколько холодно и жестко анализирует его душевный мир:
В стране, где долго, долго браниУжасный гул не умолкал,Где повелительные граниСтамбулу русский указал,Где старый наш орел двуглавыйЕще шумит минувшей славой,Встречал я посреди степейНад рубежами древних становТелеги мирные цыганов,Смиренной вольности детей.За их ленивыми толпамиВ пустынях часто я бродил,Простую пищу их делилИ засыпал пред их огнями.В походах медленных любилИх песен радостные гулыИ долго милой МариулыЯ имя нежное твердил.Но счастья нет и между вами,Природы бедные сыны!..И под издранными шатрамиЖивут мучительные сны,И ваши сени кочевыеВ пустынях не спаслись от бед,И всюду страсти роковые,И от судеб защиты нет.Фраза Старика, обращенная к Алеко, — «Оставь нас, гордый человек» — послужила отправной точкой для историософских построений «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского (1880); образ Алеко стал для Достоевского олицетворением индивидуалистического, богоборческого начала западноевропейской культуры; ему противостоит Татьяна Ларина, олицетворяющая смиренное начало русской соборности.
ЗЕМФИРА
ЗЕМФИРА
— молодая придунайская цыганка, полюбившая русского полудобровольного изгнанника Алеко и приведшая его в табор. Земфира принципиально отличается от всех остальных героинь «байронических» поэм Пушкина. В результате встречи с чужим культурно-историческим опытом она не меняется сама — и не меняет своего избранника, «русского европейца». Какой читатель встречает Земфиру в начале поэмы — вольной, страстной, беспечной, такой и провожает в могилу (когда, наскучив двухлетней связью с Алеко, она открыто предпочитает ему цыгана и гибнет от кинжала русского ревнивца). Земфира призвана олицетворять неизменное беззаконие, изменчивую беспечность «дикой» свободы — и только. Ее сюжетное предназначение состоит не в том, чтобы (подобно Черкешенке из «Кавказского пленника») выйти за пределы первобытной естественности, не в том, чтобы (подобно Марии в «Бахчисарайском фонтане») осенить магометанскую душу влюбленного в нее героя христианским крестом. Но исключительно в том, чтобы спровоцировать Алеко (как-никак преследуемого законом) на вынесение «приговора» и ценой своей гибели обнаружить невозможность последовательного отказа от «цивилизации», немыслимость для европейца обрести счастье в естественном мире.
Литература:
Жирмунский В. М.
Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы. Л., 1978.Часть 3
Автор, герой, жанр: система персонажей и поэтика «Медного Всадника»
Цензурная история «Медного Всадника». Жанровая природа стихотворной повести
Работа А. С. Пушкина над «Медным Всадником» — небывало скорая, вулканическая — заняла большую часть времени второй болдинской осени. Повесть, начатая поэтом 6 октября, была завершена «31 октябр(я). 1833. Болдино. 5 ч.-5 (минут) утра». Создавалась она, видимо, параллельно с двумя другими вершинными повестями Пушкина — «Пиковой дамой» (в прозе) и «Анджело» (в стихах).