Офицер еще раз улыбнулся и, лихо откозыряв, отошел в сторону. «Что ж, может быть, и действительно в общей победе есть и моя частица», — подумал Славейков, провожая его взглядом.
Невольно вспомнилась первая встреча с этим веселым адъютантом командующего.
Он жил тогда в Трявне и все еще никак не мог забыть страшные впечатления последних месяцев. После кровопролитных боев русские полки и дравшиеся с ними бок о бок болгарские ополченцы оставили Старую Заго-ру. В город ворвались турки. Они вырезали тысячи мужчин, женщин, детей, подожгли город. Славейков уходил с арьергардом. Оставляя Старую Загору, он вертелся в седле, с тоской глядя на пылающие дома. Глаза его потухли. После того, что произошло, не хотелось жить. И вдруг неожиданный приезд адъютанта командующего и его ординарца.
— Вы Петко Рачев Славейков? — спросил его офицер.
— Я. Входите, пожалуйста.
Славейков встречался со многими русскими офицерами, знал почти всех военачальников, расквартированных в Трявне. Но этого веселого, русоволосого, с голубыми глазами и лихо подкрученными усами молодого офицера видел впервые. Когда они вошли в комнату, Славейков спросил:
— Чем могу быть полезен?
Щелкнув каблуками, офицер четко доложил:
— Прибыл к вам, господин Славейков, по приказу главнокомандующего... Его превосходительство просят явиться к нему. Я получил приказ сопровождать вас в главный штаб русской армии.
Село Бохот, где разместился главный штаб русской армии, затерялось в широкой равнине, покрытой белым покрывалом. Всюду снег, снег да медлительно передвигавшиеся черные точки — пешие и конные солдаты. Лениво курились трубы. Соломенные крыши, казалось, придавили книзу невзрачные еаманные домишки, почти лачуги, вросшие в землю. Подслеповатые, устроенные почти у самой земли оконца е любопытством глядели на прохожих.
Несмотря на мороз, улицы были забиты народом. Крестьяне сидели перед своими приземистыми хибарами или ходили по улицам, останавливали солдат, казаков, завязывали с ними беседы просто так, чтобы отвести душу и показать русским, как они дороги сердцу любого болгарина. Иногда какая-нибудь девушка стремглав бросалась во двор, распахивала настежь перекошенную дверь и исчезала в доме. Потом снова выбегала уже с котелком или баклагой. Солдаты пили вино, вытирая ладонью усы, сердечно благодарили за угощение.
— Подождите, пожалуйста, здесь, — сказал Славей-кову офицер, когда они подъехали к большому двухэтажному дому в центре села.
Офицер соскочил с лошади, земля под его сапогами отозвалась ледяным звоном. Бросив поводья ординарцу, он вошел во двор, но спустя минуту появился и, придерживая рукой саблю, бегом направился к Славейкову. Подбежав к нему, щелкнул каблуками и козырнул:
— Прошу вас! Главнокомандующий приказал явиться немедленно...
В комнате, куда Славейков вошел, за столом, покрытым красным сукном, сидел грузный человек в генеральской форме. У него была большая голова, высоких! лоб, синие пронзительные и строгие глаза, крупный нос с горбинкой, закрученные кверху усы и пышная холеная борода. Чуть пониже ухоженной бороды сверкал военный крест.
Увидев вошедшего, командующих! неторопливо встал из-за стола и, протянув руку вперед, немного надменно сказал:
— Добро пожаловать, господин Славейков. Слышал, слышал о вас. Садитесь! — Он указал на единственный стул.
Только теперь Славе1!ков заметил недалеко от стола вытянувшегося в струнку молодого офицера. Командующий опустился в кресло, взял со стола деревянную линейку, несколько раз хлопнул ею по ладони и размеренно продолжал:
— Я много наслышан о вас, господин Славейков.
Гость молча поклонился.
— Ведь это вы с князем Церетели перешли Балканы XI проникли в турецкий лагерь?
Славейков растерянно улыбнулся. Воспоминания о дерзкой вылазке в стан противника были приятны. Но он не ожидал такого разговора.
— Да, ваше превосходительство, — негромко произнес он.
Необходимость подтверждать похвалу бросила его в краску.
— С князем Церетели мы познакомились прошлым летом, в семьдесят шестом. После Апрельского восстания, если соблаговолите вспомнить, он как представитель русского правительства участвовал в работе комиссии по расследованию зверств турок в Среднегорий и Родопах.
Там я с ним и познакомился. Рассказал князю о неслыханных страданиях болгарского народа и о всех ужасах, которые выпали на долю моих соотечественников. Мы стали друзьями. А летом, когда потребовались точные сведения о расположении и состоянии турецких войск по ту сторону Балкан, князь предложил отправиться с ним в разведку. Для меня это было высокой честью. Мы переоделись в турецкое платье. Я совершенно свободно говорю по-турецки, князь же должен был прикинуться глухонемым... По мало кому известным горным тропам мы добрались до турецкого лагеря в селе Хаинкиой. Турки приняли нас за своих и охотно рассказывали обо всем, что нас интересовало.