23 августа 1942 г. когда немцы прорвали наш фронт и вышли к Волге севернее Сталинграда. Нам был приказ форсировать реку Дон и войти в соприкосновение с противником за Доном. Каждый боец нагружен шинельной скаткой, вещмешком с боеприпасами, винтовкой, противогазом, а у меня в роте на плечах каждой пары бойцов – семнадцатикилограммовые противотанковые ружья. Гимнастерки мокрые от пота, серые от пыли. От усталости и недосыпания подкашиваются ноги.
Шагаю и я, опираясь на палочку после сквозного пулевого ранения в коленный сустав. Двигаться тяжело, болит, ноет недолеченная нога, кружится, гудит голова. Надо держаться, показывать пример, подбадривать бойцов, и приходится через силу, словно чугунную, тянуть не сгибающуюся ногу.
Все чаще встречаются изнуренные люди, эвакуированные с прифронтовой полосы. Шли старики, женщины. Рядом с ними тянулись гурты скота. На скрипучих тележках, нагруженных скарбом, сидели дети. Немецкие самолеты бомбили и обстреливали этих людей с не меньшей злостью, чем воинские части. Люди торопливо хоронили на обочинах погибших и продолжали свой путь.
И вдруг, наша передовая застава в составе батальона нашего 824 полка, наша дивизия получила приказ занять оборону от члена Государственного комитета обороны Маленкова. Получилось так, Остановились мы в Городищах, начали кормить бойцов и отдыхать, а командиры собрались около церкви, выйдя из лощины, где были основные наши силы. Смотрим, какая-то кутерьма. Смотрим в воздухе самолеты гоняются друг за другом. В бинокль хорошо были видны кресты и звезды на наших ястребках. Мы, 7 человек командиров рот и 7 политруков, которые были равны с нами по должности. Вдруг видим в нашу сторону несется автомашина ЗИС. Остановилась около нас из нее вышел стройный мужчина без знаков различия в фуражке и кричит: «Командира ко мне». А командир батальона ехал на телеге с санвзводом. Они были от деревни километрах в 3–4. У него нога так распухла, что он не мог ходить и нужна была постоянная перевязка. А мы здесь все равны. Кому идти? Старший л-нт Ушаков, высокий, стройный, грузин по национальности. По возрасту был старше всех нас. Рядом со мной стояла распряженная лошадь. Я на нее вскочил и поехал к тому человеку. Подъехал, доложил. Смотрю, а на фуражке у того человека генеральская кокарда. Он меня спросил: «Кто вы?», я ему опять доложил. Он мне: «Вы слезьте, старший лейтенант. Перед вами член государственного комитета обороны генерал-лейтенант Маленков. Вот что – приказываю занять здесь оборону и не пускать немца к Сталинграду. Отвечаете лично». Рядом с ним стоял майор и все записывал. Подошел к нам и сказал: «Учтите, с вами разговаривал член Государственного комитета обороны. Так что отвечаете лично». Сели в машину и уехали. Я доковылял до церкви все ждут меня и спрашивают: «Ну что?» Командир пулеметной роты л-нт Лебединский говорит: «А-а. Генеральская шутка». А Ушаков сказал: «Приказ. Есть приказ. Его надо выполнять».
Мы распределили батальон на участки обороны, заняли церковь, начали окапываться. Бойцы, видя нерешительность командиров, начали окапываться не спеша, кое-как. Тем более было много арбузов по огородам. Домишки маленькие. Буквально вросшие в землю лачуги. Минут через 15–20 на дорогу со Сталинграда выскакивает точно такая же черная машина. Остановилась около церкви. Из машины выскочил полковник. Высокий, стройный, молодой, поджаристый. Стояли я и начштаба батальона старший лейтенант Иванов. Полковник закричал: «Все на левый фланг. Я командир Сталинградского гарнизона, командир 10-й дивизии НКВД полковник Сараев», – и он побежал куда-то на северо-запад, из машины выскочил какой-то подполковник и бросился за ним. Через минуту у церкви остановилась еще одна машина из нее выскочили человек 7 старших офицеров и бросились за полковником. Тут мы поняли, что это не генеральская шутка, и бойцы стали быстро окапываться как положено. Но через некоторое время прибыли полки дивизии НКВД, а нас перебросили на Орловские высоты, где стояли девушки-зенитчицы, они перевели свои зенитки для борьбы с танками противника и первыми вступили в бой. Они были смяты, но танки отвернули и пошли не на Сталинград, а севернее.
Нашему батальону в ночь на 24 августа 1942 года было приказано занять оборону возле села Орловка. 23 августа немцы прорвали фронт на Дону и вышли к Волге, севернее Сталинграда, недалеко от того места, которое нам предстояло оборонять. В тот же день, 23 августа, Сталинград подвергся невиданной за всю войну бомбежке. Немецкие самолеты налетали сотнями, целый день, меняя друг друга. За день погибло, по разным данным, от 40 до 60 тысяч мирных жителей.
Получив приказ на наступление фронтом на северо-восток с задачей отрезать прорвавшегося к Волге противника севернее Сталинграда, командиры довели задачу до бойцов, проверили состояние оружия, боеприпасов. В эти последние минуты перед боем многие писали заявления о вступлении в партию. Настроение у всех было приподнятое, каждый рвался в бой.