– Попыткой к бунту, – продолжил Кольберг, – будет считаться любое упоминание о подписанном тобой контракте на убийство Ма’элКота, даже намек. Ваша схватка должна выглядеть кульминацией
Пальцы Майклсона скользнули по рваному шраму на ключице.
– Любое упоминание о том, что затруднения Паллас Рил связаны с политикой Студии или прямыми указаниями ее служащих, приведет к твоему немедленному отзыву.
Майклсон потрогал длинный узловатый шрам на правом бедре.
– Отзыв по любой из этих причин будет означать для тебя запрет на возвращение в Анхану. Твоей жене придется выкручиваться самостоятельно. Пресса получит информацию о том, что в системе отзыва произошел сбой, обусловленный особенностями пространственно-временно́го континуума Анханы, и возвращать тебя туда слишком рискованно. Если ты осмелишься публично опровергнуть эту версию, тебя разжалуют в Рабочие и отправят в трущобы, откуда ты вышел.
Майклсон медленно натянул сначала кожаные штаны, затем жесткую от крови куртку и зашнуровал ее снизу доверху, проверив попутно, на месте ли ножи в чехлах.
– С Ма’элКотом будешь биться вне дворца Колхари. Студия слишком много вложила в это Приключение, чтобы его кульминация произошла где-то за сценой. Бой должен закончиться либо лишением его могущества, либо твоей смертью. Если одно из этих условий будет нарушено, по возвращении на Землю тебя ждет перевод в низшую касту за клевету и корпоративный шпионаж.
И Кольберг улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Дурацкий приказ о прекращении противоправного действия, проведенный Доулами, основан на информации, которую они могли получить только от тебя. Этого хватит, чтобы обвинить тебя в корпоративном шпионаже. Но ты – моя собственность, понятно? И я могу сделать с тобой все, что пожелаю, в любой момент.
Майклсон молча натянул ботинки из мягкой черной кожи.
– Я спрашиваю тебя, ты понял?
– Понял, – сказал Майклсон таким низким и угрожающим голосом, что его ответ прозвучал не как слово из человеческого языка, а как звериный рык.
Да, не такой покорности ждал от него Кольберг, не того он требовал.
– И не рассчитывай, что Шермайя Доул тебя защитит, – кишка у нее против Студии тонка, – добавил он. – Да она не станет и пытаться.
– Ясно.
И тут, впервые с начала беседы, Майклсон повернулся к зеркалу спиной и взглянул в глаза Кольбергу. У Администратора похолодело в животе от его взгляда.
Майклсон спросил:
– А на кого рассчитываешь ты? Кто защитит тебя?
У Кольберга глаза полезли на лоб.
– Ты что, совсем меня не слушал? – От возмущения слова летели из его рта вперемешку с брызгами слюны.
– Слушал. Теперь послушай меня ты: что бы ты ни делал, шкуру свою тебе уже не спасти.
– Что? – задохнулся Кольберг. Неслыханно, просто невероятно! Он что, этот Майклсон, забыл, с кем говорит?
Но, едва взглянув в непроницаемо-черные, лишенные всякого выражения глаза стоявшего перед ним человека, Кольберг понял: это уже не Хари Майклсон.
Перед ним был Кейн.
– Ты перешел черту, – сказал Кейн. – Ту черту, которую провожу я сам, и ты заплатишь за это. Тот, кто обошелся так с Шанной, не имеет права дышать. Даже если я одержу победу, не погибну, верну Шанну, убью Берна, Ма’элКота и кого там еще придется убить, а потом вернусь на Землю и буду жить долго и счастливо, для тебя все кончится плохо. Запомни, Кольберг: ты доживаешь последние дни. Так что радуйся, пока можешь.
Кольберг таращился на него и то открывал, то закрывал рот, как вытащенная на берег рыба.
Кейн снова потянулся, хрустнув суставами так, что это прозвучало словно далекая канонада. Напоследок он размял пальцы обеих рук по очереди.
– А сейчас меня ждут зрители общей стоимостью в пятнадцать миллионов марок, – сказал он. – Так что проваливай.
3
Металлический блеск волос в свете прожекторов, сладострастно-влажный рот произносит:
– Добро пожаловать на «Обновленное приключение». Я Бронсон Андервуд. Главная новость этого утра опять Приключение десятилетия. Окровавленный, но не сломленный, Кейн в эти минуты возвращается в Анхану, чтобы предпринять последнюю отчаянную попытку спасти жену от ужасной гибели в результате амплитудного разрушения. «Часы Жизни» Паллас Рил в углу ваших экранов отсчитывают, по нашим предварительным оценкам, ее последние тридцать шесть часов. Однако нестабильность смыкания временны́х фаз между двумя мирами настолько велика, что амплитудный распад может начаться уже в течение ближайших суток. В общем, каков бы ни был лимит, времени осталось очень мало.