Героический эпос народов СССР. Том второй

— Слыхал я, что и большой человек теряет разум. Выходит, правда это.

— О чем это ты? — не понял Гёроглы.

— Все говорят, что ты просто растерялся, ага. Ведь не на простого коня старуха села — на Гыр-ата, прозванного Меджнун-Дэли, а старухе-то сто восемьдесят лет, и сама она вся с кулак. Да при переходе первой же горы конь заиграет и сбросит ее и к вечеру прискачет к нам. Не ходи, ага, не мучайся понапрасну, оставайся здесь переночевать.

Это глупость, понятно, была. Но Гёроглы поверил пастуху.

— Ну, что ж, пожалуй, останусь, — ответил он, решив заночевать у пастухов.

А чабанам того и надо — начали они ловить, резать и свежевать его же баранов, принялись готовить яхна, тамдырлама, ишлеме, гомме… А когда занялся следующий день, Гёроглы спросил:

— Ну, чабаны, прискакал Гыр-ат?

— О ага, да откуда ему знать, что ты здесь! Если он, играя, сбросил старуху, то небось пасется где-нибудь в горах. Поднимись на гору, покличь своего Гыр-ата, песню спой ему — он услышит твой голос и, глядишь, прискачет.

— Ну, что ж, спою, пожалуй, — решил доверчивый Гёроглы и стал взбираться на гору.

А пастухи у него за спиной перешептывались:

— Ловко мы провели его! Не можем мы к мейхане твоей прийти, приветствовать тебя, так хоть здесь, в горах, пение твое послушаем, с нас и этого будет довольно…

А Гёроглы взобрался на гору и запел, призывая Гыр-ата:

"Мать твоя из авутов, отец твой род ведетОт белых, могучих птиц. Любой джигитЗабудет богатство и разум ради тебя,Взращенный мной в Чандыбиле, Гыр-ат, приди!Высок твой круп, суха твоя голова,С четвертого года на пятый — жизнь твоя,В день жестокого боя — товарищ мой,Взращенный мной в Чандыбиле, Гыр-ат, приди!Весна цвела, когда уходил Гыр-ат.

Очи твои в слезах, копыта в пыли,Подлая дочь Хирсы увела тебя,Взращенный мной в Чандыбиле, Гыр-ат, приди!Счастьем было бы сесть на тебя верхом,Старуха злобная выкрала тебя,Друг твой, Гёроглы, страдает из-за тебя,Взращенный мной в Чандыбиле, Гыр-ат, приди!"

Ну, да где там — не прискакал Гыр-ат!

— Эх, чтоб тебе пропасть, из-за тебя я целый день потерял, — сказал Гёроглы и, поспешно спустившись с горы, пошел своей дорогой. Шел он, шел и дошел до реки Араз. Посмотрел — течение бурное.

— О боже, покровитель мой, как тут быть? На Гыр-ате реку перемахнуть ничего не стоило. А теперь, видно, надо броду искать.

Подошел он к берегу и увидел следы Гыр-ата. Пригляделся и понял, как было дело: сев на коня, старуха хлестнула его плетью, и конь перескочил реку, да на пятнадцать гезов дальше от берега на землю опустился.

Закричал он и рухнул на землю без чувств. Только через три часа пришел он в себя и сел, рыдая, на берегу реки. Стал утешать он себя: "Не горюй, мое сердце, не плачь. Слезы — удел малодушного, труса". Но, вспомнив Гыр-ата, вновь залился слезами и запел.

Едва закончил песню Гёроглы, как подскакал к нему всадник и сказал:

— Давай руку, сын мой! — и посадил на коня позади себя. — Закрой глаза! — повелел он.

Гёроглы закрыл глаза. Три часа скакали они, и вновь всадник приказал:

— Открой глаза!

Открыл глаза Гёроглы и увидал, что стоят они на какой-то горе. Рядом родник журчит. Отдохнули они, попили чай, покурили кальян. В стороне Кыблы виднелась крепость.

— Видишь эту крепость, сын мой?

— Вижу.

— Это и есть Нишапур. А поодаль красуется гора Серви-даг. Нишапур и Серви-даг как две крепости стоят. Во вторую крепость, сын мой, не ходи. А попадешь в Нишапур — не торопись. Минет год, и всевышний вернет тебе коня.

Оглянулся Гёроглы, а всадника уже и след простыл. Это был покровитель Гёроглы, Лев божий.

Гёроглы подумал: "Э, ведь я мог спросить его, где мой конь. Да ладно, теперь как-нибудь и сам найду".

Поспешно спустился он с горы, торопясь войти в крепость до захода солнца, пока не закрыли ворота.

— Не приютите ли божьего странника? — спрашивал он всюду, где видел свет.

— Ступай прочь, проклятый! — отвечали ему.

У других ворот спрашивал он:

— Не приютите ли божьего странника?

— Ступай прочь!

Он идет к следующему дому:

— Не приютите ли божьего странника?

— Прочь! Прочь! — раздавалось в ответ.

Отовсюду гнали его. А причина тому была проста. Когда старуха привела падишаху коня, тот повелел объявить повсюду: "Кто в этой крепости окажет гостеприимство человеку, говорящему по-туркменски, тот будет казнен, имущество его отдано на разграбление, да еще с родственников будет взыскано десять золотых!"