Краем глаза я вижу, как мама обшаривает ящички в серванте, перекладывает подушки на диване и креслах, чтобы хоть немного сбить запах сигаретного дыма, который неизбежно витает по всей нашей квартире. Она меня раздражает, я хочу сказать ей: «Сядь уже и ешь», но ко мне вдруг обращается старик, и есть что-то угрожающее в его тоне:
- Я хочу спросить у тебя кое-что. Нечто очень серьезное. Ты такой бледный из-за препаратов?
Думаю, он не о лечении, а о наркоте сейчас спрашивает.
- Сынок, скажи нам, что это не так! - умоляет мама, становясь у стула, на который она должна была давно уже сесть; она сжала руки в кулаки так, что костяшки побелели.
Сам не знаю почему, но я не хочу им больше врать.
- Я сейчас на метадоновой программе, - признаю я, - пытаюсь соскочить с иглы.
- Идиот ты ебаный, - кричит Билли.
- Угу, теперь мне многое понятно, - холодно констатирует папа и спрашивает: - Ничего не хочешь нам сказать?
Но я только пожимаю плечами.
- Ты - наркоман, - щурит глаза отец, - грязный лживый наркоман. У тебя наркозависимость. Я правильно говорю?
Я смотрю на него.
- Навешивая на меня ярлык, ты позоришь меня.
- Что?!
- Так Кьеркегор говорил.
- Что ты говоришь, бля? - спрашивает Билли.
- Сёрен Кьеркегор, датский философ.
Мой старик ударяет кулаком по столу.
- Для начала прекрати нести все это дерьмо! Теперь всему крышка - твоему обучению, твоим перспективам! Ебаный философ тебе не поможет! Сейчас не время потакать своим прихотям, Марк! Это не игрушка, с которой можно побаловаться, а когда устанешь - выбросить! Это все серьезно! Ты сейчас играешь со своей жизнью!
- Марк ... - начинает всхлипывать мама, - поверить не могу. Наш Марк ... университет ... как мы им гордились, помнишь, Дэви? Как мы гордились!
- Эта гадость убивает тебя, Марк, я читал об этом, - объявляет отец. - Это самоубийство! Ты кончишь в больнице, как тот твой дружок, Мерфи; Господи, он же чуть не умер там!
Мама плачет; она вздыхает, вопит, задыхается от слез. Я хочу успокоить ее, пообещать, что со мной все будет хорошо, но не могу сдвинуться с места. Сижу, как парализованный, на своем стуле.
- Торчок ебаный, - Билли, - плохую игру ты затеял, это полное дерьмо.
Начинается наш обычный спор; я сразу наношу ему удар в ответ:
- Да, зато избиения незнакомцев в публичных местах - это же так по-взрослому, так разумно, а главное - одобрено обществом.
Билли злится, но почему-то спускает мне это, ограничившись снисходительной улыбкой на наглой роже.
- Это мы уже обсуждали! - кричит отец. - Его глупости мы уже обсудили на прошлой неделе! А сейчас нужно поговорить о тебе, сынок!
- Слушайте, - говорю я им, примирительно поднимая ладони, - здесь нет ничего страшного. Да, я немного переиграл, у меня возникла зависимость. Знаю, это ужасные вещи, но я во всем уже разобрался. Я лечусь, по метадоновой программе бросаю героин.
- Но это не так легко, - вдруг кричит мама. - Я слышала об этом, Марк! Ты можешь заразиться СПИДом!
- Надо ширяться, чтобы заразиться СПИДом, мама, - качаю головой я, - а я только курил. Но я перевернул эту страницу.
Хуевую игру я замутил, как говорит Билли, я не могу удержаться и смотрю на изгиб своей руки. Папа следит за моим взглядом, понимает, что я имею в виду, подскакивает и закатывает мне рукава, чтобы представить на всеобщее обозрение струпья и подтеки гноя.
- Да? А это что такое тогда?
Я машинально прячу руку за спину.
- Я очень редко ширялся и всегда только своим шприцем, - оправдываюсь я. - Слушайте ... Знаю, я ступил, но теперь все будет иначе.
- Да ты что? - визжит мама, испуганно пялясь на мою руку. - Не вижу я, чтобы ты слишком большие усилия для этого приложил!
- Делаю, что могу.
- Калечишь себя!
- По крайней мере, он признает, что у него проблемы, Кэти, - уговаривает ее папа – По крайней мере, он хочет с этим завязать.
Затем он вознаграждает меня горящим взглядом:
- Это все в Лондоне началось?
Я не сдерживаюсь и хохочу, от всего сердца, когда слышу его слова. В Лондоне наркоту было получить гораздо сложнее, чем здесь, где ее чуть ли не на каждом углу продают.
- Посмейся мне, - горько отвечает он, - Саймон же не такой? Стиви, то малый Хатчисон, он не из этих?
- Нет, - отвечаю я, почему-то не хочу разоблачать Кайфолома. - Они этого дерьма никогда не касались. Только я.
- Да, один только такой идиот нашелся, - рыдает мама.
- Но почему, сынок? - спрашивает папа. - Почему ты начал употреблять?
Я никогда не думал об этом, поэтому мне сложно ответить на этот вопрос.
- Кайф - это замечательное чувство.
Его глаза вылезают из орбит, словно кто-то его по затылку бейсбольной битой ударил.- Господи, пожалуй, с обрыва прыгать - тоже замечательное чувство, пока о землю не ударишься. Когда ты поумнеешь, сынок?
- Я словно в кошмаре живу, - кричит мать, - да, это просто ужасный кошмар!