Герцогиня

Она удовлетворенно чуть кивнула. Не торопясь вставила палец в петлю узла шнура, удерживающего её плащ на горле, чему-то чуть улыбаясь, покрутила ладошкой, вслушиваясь в поток новых вздохов из темноты на троне, шарканья елозящих ног в лунном серебре, звяканье цепочек на бессознательно тянущихся к ней руках и, окончательно решившись, с несколько тоскливо-мудрой улыбкой понимания и предвидения, подобной, кажется, улыбке Райского Змея, наблюдавшего поедавших лопухи в Божьем саду Адама и Еву за минуту до своего предложения от которого невозможно отказаться, ибо на то воля божья, потянула. Плащ неторопливо заскользил по её телу. Открывая белые, даже — прозрачные в призрачном лунном свете, вызывающие своей едва ли неземной природой, образы ангелов небесных, плечи, небольшую грудь, живот, бёдра… шурша стёк на пол.

— О-ох…

сдавленно прозвучало в зале. А память услужливо подсунула давно заученные строки:

"Увы, зачем нужна

Та жизнь, когда она -

Без той, чья белизна,

Как первый снег, нежна?"

Кажется, пленник забыл дышать. Его обнажённое, хорошо освещённое луной юношеское тело наглядно демонстрировало крайнее восхищение явленным ему зрелищем. Теперь он ощутил некоторое… неудобство от столь однозначного выражения восторга своей "прекрасной даме", выдохнул, собрался пошевелиться… Но представление для единственного зрителя, прикованного к старинному неудобному креслу, ещё не закончилось.

Женщина подняла руки, распуская косы, встряхнула головой, поправляя волосы, запрокинула лицо, потянулась вверх, к скрытому в темноте древнему потолку, будто призывая закопчённые веками балки в свидетели, не удостаивая зрителя ни взглядом, ни звуком, продолжая потягиваться, чуть покачивая плечами и бёдрами, слово намекая на какие-то томные, сладострастные движения, переступила, повернулась спиной к трону, демонстрирую себя всю, всё своё молодое двадцатитилетнее тело, одетое лишь лунным серебром, наклонилась, подбирая упавший плащ.

Негромкий, но полный юношеской страсти возглас:

— О-о-о!

прозвучавший из темноты трона первого императора Германской империи, подтвердил выразительность демонстрации.

Она вдруг шаловливо глянула через плечо, показала язык и, повернувшись к "узнику трона", прямо спросила:

— Нравится?

— О! Да!

— Хочешь?

— Да! Да!

— Помнишь из Вентадорна?

"Держусь покорно в стороне

И молчаливо ждать готов,

А в сердце, в самой глубине,

Не замолкает страстный зов.

Вот бы застать её во сне

(Иль сне притворном) и покров

С нее откинуть в тишине,

Свой стыд и робость поборов!"