Ну, типа, да. Мне нужно, чтобы эти две женщины уцелели и были счастливы. А для этого — изменились и изменили. Изменились сами, изменили мир. Историю, Германию, Саксонию… Они столкнуться с огромным количеством людей, которые будут против. Против них, против изменений. Именно верхушка, в среде которой княгини и будут общаться, более всего и будет против. Им и так хорошо. Каждый католик, каждый аристократ, каждый тамошний немец, итальянец или славянин — потенциальный враг. И может стать врагом "кинетическим" в любой момент.
Бедный Салман уже хромает: удар пяткой по лодыжке оказался эффективным. А Ростишка раскраснелась, чуть запыхалась и уже сама командует:
— Подойди… помоги… а теперь я его — пальцем в глаз! И сказать, так это брезгливо… как же это по-немецки…
На другой день я увидел её на спокойной кобылке, которая спокойно трусила по кругу на корде. Джигитовка с вольтижировкой ей не нужны, но в седле — удержится.
Несколько тренировок и я, с небольшой свитой, включая вестового Ростю, отправляюсь вниз по Волге на сотню вёрст с инспекцией. Туда же пригоняют коней. В табуне и мой новый конь Сивка.
"Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой…".
Конь — реально сивый. Серебристо-сизоватый. Редкая у нас масть. Но главное не экстерьер, а характер. Очень сдержанный, спокойный. Бьёт без истерик — сразу наповал. Еле увернулся. Ничего не боится и ни во что не ввязывается. Первый раз вывез меня за ворота и лёг. Посреди улицы. Не по злобе, а лень ему. Причём бить его нельзя — злопамятен. Пострадавший объезчик, после того, как ему рёбра собрали, матерясь и чертыхаясь уже уехал из города крестьянствовать.
Со своими зверями, от которых зависит моя жизнь, как и с таковыми же людями, я предпочитаю договариваться лично. Вот пойду я, к примеру, в бой. На коне. А он передумает. И меня из-за него заколют. Зарубят, зарежут, затопчут. Оно мне надо? Так что, сам. Всё сам: кормить, поить, чистить. Коня и денник.
А время? У меня там металлургия…! Саксония…! Народ русский! Прогресс! — Нафиг. Конь — важнее. Мёртвому наезднику — прогресс не интересен.
Признал он меня не сразу. Хотя, конечно, поменьше времени на него потратил, чем на Ростиславу.
Кроме масти и характера, у Сивки есть стати. Довольно невысокий, он имеет длинное мощное тело, широкую грудь, большие копыта и толстые бабки. Не прыгун, не скакун — бегун. Шаг-другой-третий и он уже на рыси. Достаточно резвой и, при том, удивительно мягкой. Будто стелется над дорогой.
"Выездная сессия". Напряжённый трудовой день, наполненный разговорами, советами, спорами и осмотрами, закончен, солнце село, жара постепенно спадает.
— На сегодня всё. Всем отдыхать. Посты — как обычно. Вестовой Ростя — на проездку.
Свита расползается на ночёвку, Курт, целый день пролежавший в теньке с высунутым языком, выбирается из-под куста, фыркает в жаркую ещё степь, Сухан выводит засёдланных лошадей: своего каурого, моего Сивку и белую кобылку княгини-вестового.
— На конь. Марш-марш.
Рысью. Быстрее. В галоп. Вязкая томная духота долгого жаркого дня сменяется "горячей жарой" — быстрым ритмическим напряжением мышц, толчками степного воздуха в лицо. В полчаса "умылись потом". И люди, и кони, и князь-волк. Курт первым добегает до цели: до скрытой в лощине рощи, в центре которой проточное озерцо. Раздеваемся, рассёдлываем лошадей, все толпой лезем мыться и мыть.
Курт, оживший в воде, всё пытается поиграть, но я выгоняю его сторожить окрестности. Выводим коней, вытираем, снова седлаем. А княгиня, оказывается, и этому выучилась. Не столь уж велика мудрость, но есть тонкости. Нужен мышечный навык — как сильно тянуть, где затягивать не следует.
Ростислава собирается взять одежду, но я останавливаю:
— Только сапоги. Луна взошла. Покатаемся.
Два соболиных манто ложатся на сёдла, её и моё. Затягиваются ремнями, расправляются. После Самборины мне понравилось… на соболях. Куда лучше, чем голой кожей тела по голой коже седла… Потёртостей мне не надо. Ни у меня, ни у неё. А ещё этот удивительный мех волшебно щекочет. Просто принуждая… к получению удовольствия.
Залитая лунным светом степь. Качающиеся под ночным тёплым ветром травы. Огромное, чистое, пустое пространство под бескрайним звёздным куполом. Пьянящий воздух с ароматами разнотравья, толчками накатывающий, выпиваемый всем обнажённым телом. Рядом нагая белая женщина на белой лошадке. Совсем не потупившаяся всем телом леди Годива с картины Джона Кольера. Другое седло, стремена, узда, попона. Главное — прямая спина, поднятая голова, уверенная посадка. Не отстаёт. Не боится. "Ничего-ничего".
Придерживаю коня.
— Перелезь. Ко мне.
Перебраться с одной лошади на другую, без спуска на землю, без полной остановки, даже если тебя ловят знакомые крепкие руки… Надо быть уверенной. В конях, в руках, в себе. Сажаю верхом на седло перед собой.
Когда-то давно, на смотре, будучи в "смоленских прыщах", я, утомлённый нытьём проверяльщика, воображал себе крепкую попочку виртуальной девицы передо мной в седле. Как я её придерживаю за бёдрышки и…